Часть первая
Украинский зигзаг
«Никогда не жалейте о том, что случилось
Иль о том, что случиться не может уже,
Лишь бы озеро вашей души не мутилось
Да надежды, как птицы, парили в душе».
Андрей Дементьев
Светлое будущее туманилось Виктору мрачным настоящим, а сегодняшнее пасмурное настоящее в свою очередь исходило из незабвенного прошлого. Под прошлым скрывалось блаженное время геологической практики. А под солнечным будущим понималось созидательная и захватывающая работа географа, которую обещал им профессор кафедры геоморфологии. Отрывной календарь на письменном столе Виктора навязчиво напоминал, что сегодня первый день весны недавно наступившего 1970 года. До обетованного будущего оставалось всего два месяца последнего затянувшегося семестра, который включал в себя венец накопления университетских знаний – распределение выпускников по местам будущей работы.
Впрочем, обо всём по порядку. Сегодняшний день явно не сулил Виктору удачи, по всем признакам это был не его день. За окном моросил заунывный дождик, а ночью Виктору приснился огромный чёрный кот, который нахально перебегал перед ним парковую аллею, ведущую к старинному зданию университета. И надо же было так случиться, что сегодняшним ненастным утром при входе в массивные золоченые двери университета, приснившийся ночью чёрный хищник из милого семейства кошачьих, преградил Виктору путь, дерзко и цинично взирая на него своими зеленоватыми глазами. Предначертанная неудача не заставила себя долго ждать. Напротив деканата географического факультета бросался в глаза дерматиновый стенд со свежеиспечённым номером факультетской стенгазеты «Географический меридиан». Выделенный в голубоватый трафарет заголовок передовой статьи «И геоморфологи – будущие учителя», просто ошеломил Виктора. Ключевым в названии статьи являлся союз «и». С одной стороны, в городе, где не было своего педагогического института, большинство выпускников университета традиционно направлялись учителями в сельские школы. С другой стороны, на географическом факультете, среди трёх специальностей: физическая география, экономическая география и геоморфология, последняя считалась элитной, и геоморфологов, как правило, учительствовать в школы не направляли. Здесь имела место быть ещё и третья сторона. Виктор был ярко выраженным приверженцем геоморфологии, он называл её инженерной географией, которая изучает рельеф земли. Это самое изучение было неразрывно связано с длительными полевыми экспедициями в скалистых горах и знойных пустынях, в непроходимой тайге и бескрайних степях. Виктор был одержим буквосочетанием «гео», которое ассоциировалось у него не только как приставка, означающая отношение к наукам о земле, а представлялось, прежде всего, неким романтическим свободолюбивым ореолом, связанным с поиском и открытием неизведанного. Разумеется, это самое «гео» уж никак не претендовало на место учителя географии с деревянной указкой в руке, направленной по образному выражению С. Михалкова «на озёра и горы на востоке». Виктор ни во сне, ни наяву не презентовал себя в роли педагога, сеющего разумное, доброе и вечное в стенах школы, через резные окошки которой хорошо просматривались бы давно не беленые деревенские хатки, маленькая церквушка и унылый сельский погост. Кто-то из пятикурсников, окруживших стенной масс-медиа, являвшийся печатным органом деканата, партийной и комсомольской организации факультета, не без ехидства выкрикнул:
– Ну что, Виктор, настроил свою тонкую душевную клавиатуру на деревенскую гармошку, под переборы которой сделаешь завидную карьеру заслуженного сельского учителя с нищенской зарплатой сто рублей в месяц.
Не успел Виктор переварить услышанное, как уже тонкое девичье сопрано под громогласный хохот неугомонного студенчества продолжило:
– Ничего, Витенька, это только первые десять лет будет трудно, а потом привыкнешь к богоугодной и неспешной деревенской жизни. И постепенно забудутся романтические поездки за туманом, за мечтами и запахом тайги.
Это уже был удар ниже пояса, который вызвал у Виктора такую неистовую ярость, что, не помня себя от нахлынувшего гнева, он приблизился к стенгазете и разодрал её в клочья. Из-под остроносых модных его туфлей тоскливо выглядывала чудом уцелевшая полоска белой бумаги, на которой черной тушью было написано «Советский учитель вырабатывает у учащихся умение овладевать марксистско-ленинской революционной теорией и готовить стойких борцов против чуждой идеологии и морали». Именно то, что Виктор не хотел вырабатывать как у себя, так и у школьников.
Женские сопрано, мужские теноры и баритоны мгновенно замерли, погрузившись в, неприсущую храму науки, тишину. Приключившийся эпизод явно тянул на большее, чем шалость и даже хулиганство. Случившееся, без всякого сомнения, приобретало полновесные элементы политической окраски. Посягательство на святая святых, рупор партийных и общественных организаций факультета, угрожало суровым наказанием. Возмездие грянуло незамедлительно. В тот же день Виктора вызвали на заседание партийного бюро факультета. Секретарь партийной организации и члены партбюро заклеймили Виктора позором, обвинили в политической незрелости, в обычном хулиганстве и, в конечном итоге, недостойным звания советского студента. Больше всех возмущался один из членов партбюро, доцент кафедры истории КПСС Иван Николаевич Герасимчук, который в полном соответствии со своей, никому не нужной должностью, к месту, а больше не к месту, браво цитировал тезисы очередного пленума ЦК КПСС.
