– Малой, – подозвал отец, приоткрыв дверь спальни. – Ты тут? Дин?
Мест для пряток было немного. Под кроватью, хотя в последнее время туда перестала пролезать голова. И в шкафу, в который запрещено было забираться из-за того, что деревянное дно в нем могло надломиться, да сундук с игрушками. Однажды Дин приютился на полке с учебниками, но вскоре уяснил, что жирная жопа – это важный элемент в планировании секретных операций. Если его не учитывать, то велика вероятность провала и как следствие, падения горбом на спинку кровати.
Отец подкрадывался к сундуку. Высокий ворс ковра заглушал его шаги, а ветер из открытого окна уносил шум от случайно задетой игрушки. Покрытые мелкими ссадинами пальцы взялись за края крышки. Один, два, три!
– Буга-буга-буга-буга! – отец защекотал прячущегося малого. Тот брыкался и пищал от смеха, пытаясь отбиваться плюшевой обезьянкой, но родитель был суров. Он не останавливался, пока у ребенка не потекли слезы, а смех приблизился к границе с криком. – Оп! Перебор. Живой?
– А-га, – вытирая глаза рукавом пижамы, ответил Дин. – Па, тепехь ты пхячься!
– С тобой не интересно играть. Подглядываешь вечно.
– Я охотник! – Дин не выговаривал «Р», поэтому вместо рыка прошипел. – От меня не скхоишься!
– Печенье в ужасе дрожит перед тобой, – отец взял Дина за подмышки вытащил из сундука.
– Печенье? – вокруг жадных до сладкого глазенок сузились веки.
– Забудь. Мама ужин приготовила… – Но охотника это не заботило.
– Печенье-печенье-печенье-печенье-печенье-печенье!
– Сначала ужин.
– Печенье!
– Не кричи, – отец взял его за руку и повел за собой. – Или не хочешь сосисок с пюре?
– Не-ет! – Дин захныкал и, упершись пятками в ковер, пытался выдернуть руку.
– Значит печенье скормим Баксу? – спросил отец, приподняв брови. Он легко удерживал малого, мельком оглядывая комнату. «Обои на потолке отклеиваются», – подумал отец.
– Бакс дебильный! Мои печенья!
– Нельзя так говорить! – отец нахмурился и наклонился, грозя пальцем. – Бакс – твоя собака. Если сейчас ты не будешь уважать своих питомцев, то не сможешь в будущем уважать своих друзей. Понял меня? – Уставший Дин мычал и бил кулачком по держащей его руке. – Договорились, – отец закинул малого на плечо и понес на кухню. – Если не определился, то будешь смотреть, как Бакс ест печения и сосиски, пока не выберешь. – Визг усилился стократно.
Отец прижал ноги сына к своей груди, чтобы не брыкались, вышел из комнаты и остановился. Девочка стояла на том же месте, где ее попросили остаться минуту назад и глядела теми же простыми глазами.
– Ого. А про тебя-то я и забыл. – От ее пустого спокойствия отец неловко отворачивался, будто перед ним был не ребенок, а святой отец, заметивший грехи в его душе. – За мной, – он развернулся и Дин замолк. Девочка послушно шла следом. – Вот мы и вернулись. – Грызущего ноготь малого поставили на ковер. – Знакомься, это… – отец указал на девочку, вспоминая ее имя. – Клара. Клара, это Дин. Поиграйте тут, а мы на кухне посидим. Хорошо, Дин? – Тот чуть выдвинул челюсть и удивленно посмотрел на отца. – Принесу вам печенье попозже. – Челюсть задвинулась на место. – Выходит, договорились, – отец похлопал малого по плечу и перед уходом включил свет.
Дети остались наедине. Часто в таких случаях дальнейшее развитие зависело от характера хозяина. Веселый незамедлительно приступал к игре, тщеславный хвастался игрушками, жадный хотел присвоить их себе. Ответная реакция гостя так же играла роль. Будет ли он припираться, покорно слушаться или драться из-за деревянного паровозика. Как ни крути, главное здесь – действие. Два ребенка в комнате с игрушками попросту не силах что-нибудь не сделать.
Дин попал в ситуацию, кою без исключения каждый ученый-экспериментатор назвал бы: «Угу, а дальше что?» Девочка стояла напротив. Ее глаза напоминали те, что изображал малой на уроках рисования: Большие и коричневые (у Дина обычно было только три карандаша на уроке: коричневый, простой и клей), но оторваться от них было невозможно.
Пауза затягивалась. Дин не знал, что делать. Раньше он начинал плакать или бегать, или прыгать, или что-угодно, но ощущать себя прибитым к полу ему доводилось впервые.
Не отрывая пяток, он сел на ковер. Теперь Клара смотрела на него сверху вниз. Дин почувствовал, насколько беспомощным, крохотным и бесполезным может быть человек. Он представил себя отцом, когда мама, ругала его ползущим пьяным по коридору.
– Хочешь увидеть Леле? – спросил малой. Девочка медленно моргнула. Это первое более-менее явный ответ от нее Дин принял за «да» и отполз к открытому сундуку. Леле была обезьянкой и лежала поверх игрушек и бытовых приборов, которые детское воображение приспособило под различные игры.
Малого осенило, что обычной плюшевой игрушки (пусть и с крутыми пуговицами разной формы на жилетке) не хватало для шока гостьи. Нужна была самая яркая, самая лучшая, самая необыкновенная вещь, которая впечатляла до глубины души.
Говорящий медведь – сломался. Деревянная машинка – страшная. Деталь от мини-бильярда – надкусана. Дедушкин дневник – много незнакомых слов. Дудка – свистела, если зажимать разные дырки – круто!