Неудобства начались с первых же минут. Администратор почему-то очень уж тщательно изучал мою трудовую книжку, трижды перечитывал анкету. Естественно, это меня раздражало. Мне пятьдесят пять лет, доктор наук, у меня ряд серьезных научных работ. Я не отвечаю за того балбеса, каким был в шестнадцать лет, когда бросил школу и завербовался в Коми АССР на лесоразработки. И ничего общего также не имею со слезливым юнцом, который после несчастной любви – тьфу! – едва не покончил с собой, бросил прекрасный вуз, только бы не встречаться с предательницей, после чего два года работал на подсобных работах, разгружал вагоны. Но это все, как и ряд других вывихов молодости, отмечено в трудовой, закреплено печатями. И для бюрократа это важно.
– Да, – сказал администратор медленно, – вы успели попутешествовать…
– Последние пятнадцать лет я работаю на одном месте, – ответил я сухо. – Извините, но я глубоко разочарован своим визитом. Мне очевидно послышалось, что речь шла о каком-то важном эксперименте. Теперь я вижу, что я зря теряю время, которого у меня не так уж много. До свидания.
Я поднялся, коротко поклонился. Администратор изумленно вытаращил глаза. Я сунул трудовую книжку в карман и быстро направился к двери. Он догнал меня уже у самого выхода.
– Ну что же вы так? – сказал он удивленно, ухватившись за мой рукав. – Зачем же так круто? Я не спрашиваю о ваших работах, потому что и так хорошо их знаю. Изучил даже, хотя не все понял. Мы тоже считаем вас в числе наиболее обещающих ученых, потому и обратились к вам с предложением принять участие в эксперименте! Мы собрали о вас данные…
– Любопытно бы взглянуть, – остановился я.
– Э-э, такое всем любопытно. Человек больше всего любит читать про себя! Это исключено. Впрочем, после окончания эксперимента… не понимаете?
Смешно, но я попался именно на эту удочку. Очень хотелось прочитать, что же думают обо мне коллеги, друзья, родственники. Каким я выгляжу со стороны? Какое впечатление произвожу?
Заведующий лабораторией Жолудев вошел в мою комнату замедленно, с осторожностью. Я уже слышал, что у него под сердцем застряла пуля, давит на какой-то клапан. Жизнь на волоске, но на операцию не идет: организм изношен, не выдержит. Десять лет работы врачом в арабских странах не прошли даром, а в благодарность – автоматная очередь в упор от террориста… И то счастье, что выжил!
– Давайте я сразу введу вас в самую суть, – сказал он бесцветным голосом. – Мы, как вы слышали, кафедра экспериментальной психологии. Избавлю вас от научных терминов, ибо на языке нормального человека мы занимаемся усовершенствованием человека.
– Ого, – казал я саркастически. – И далеко продвинулись?
– Не смейтесь. Я же сказал, что занимаемся, но не сказал, что добились чего-то. Человек – это не новая модель телевизора или холодильника. Да и мало кто знает, что такое – усовершенствовать. Спортсмены тоже совершенствуют, так они говорят, но мы-то знаем что их усилиями здоровые дети, которые могли бы вырасти учеными, писателями, музыкантами, попросту превращаются в дебилов с огромными мускулами.
Бесстрастности хватило ненадолго, он заговорил горячо, обидчиво, я невольно ощутил симпатию. К неудачникам всегда чувствуешь симпатию, к тому же я и сам разделял его отношение к спортсменам. Не только потому, что меня самого природа обделила если не ростом, то тугими мышцами, пришлось самому наращивать. А если и потому, что с того? Все равно спортсменов не люблю.
– Если не поздно посовершенствоваться, – сказал я, – то я готов. Да-да, это не спорт, человек может и должен совершенствоваться до конца жизни. В чем заключается эксперимент?
– Несложен, уверяю вас. Вас поместят в отдельную комнату, уложат в ванну с особым раствором, чтобы уравновесить гравитацию. Земное тяготение, говоря проще. Вы не должны чувствовать тела, это отвлекает. Температура будет подобрана так, чтобы не жарко и не холодно. Словом, будете парить в невесомости подобно космонавту. Кормить будут подготовленными растворами. Это совершенно безболезненно, уверяю вас! Прямо в кровь. Но вы ничего не почувствуете.
Я кивал, запоминая. Спросил настороженно:
– Но что я должен делать?
– Искать контакты, – ответил он просто. Перехватив мой недоумевающий взгляд, пояснил: – Есть гипотеза, уже почти теория, что наш мозг способен выходить в подпространство. Назовите его гиперпространством, внепространством или как угодно, но суть в том, что мозг способен уловить больше, чем самые сверхчувствительные приборы. И мы очень на это рассчитываем.
Я спросил в приподнятом расположении духа:
– Хорошо бы. Но почему я? К вам, как я знаю, ломились многие.
Он развел руками, в глазах появилось странное выражение, тут же исчезло. То ли хотел сказать, что я лучше, то ли еще что, но выражение глаз почему-то напомнило мне, с каким видом администратор листал мою трудовую книжку.
Я полагал, что день-другой буду привыкать к ванне, растворам, но едва меня опустили в эту теплую воду, как сразу перестал ощущать тело. А когда закрывал глаза, то ощущал себя, как, наверное, чувствовал бог-творец, зависший в черной пустоте.
Иногда становилось страшновато, я распахивал глаза, белый потолок и угол стены действовали успокаивающе. Веки опускались будто сами, снова погружался в полусон-полудремоту. В темноте плавали цветные пятна, круги, кольца, иной раз чудилось, что со мной пытаются установить контакт, я бросался мысленно навстречу: и всякий раз видел, что это очередные глюки.
