Читать онлайн полностью бесплатно Иосиф Гальперин - Глаз всеобъемлющий

Глаз всеобъемлющий

Стихи, собранные в эту книгу, ранее печатались в периодике России, Болгарии, Германии, США, но ни в одну из прежних семи поэтических книг Иосифа Гальперина не входили.

Книга издана в 2018 году.

© Гальперин И., текст, 2018

© Л. Цуканова, фото, 2018

© Издательство «Скифия», 2018

* * *

Почти полвека назад в общежитии журфака сложилась компания студентов, приехавших из разных концов страны в Москву с одинаковым желанием: писать. Кто-то не скрывал надежд на художественное слово, кто-то говорил лишь о журналистике, но каждый стремился быть точным и самостоятельным. Потому что мы ощущали себя посвящёнными. Допущенными к слову.

Мы до сих пор ощущаем единство с теми, кто жив, с теми, кого нет. Мы делились написанным без боязни быть непонятыми и без желания подладиться под чьи-то вкусы. А ценили мы одних и тех же непохожих авторов, поэтов и писателей. Ценили, но не подражали, считали, что не все еще сказано, что мы обязаны найти что-то своё. Поэтому к моде на постмодернизм оказались непричастны.

Я несколько лет назад писал о творчестве Иосифа Гальперина. Готов и сейчас повторить эти слова.

Вот, кажется, прошумел и укатил постмодернизм – и нет его на горизонте. Но мировой просцениум вряд ли будет пустовать долго. И вот стоит поэт на пороге этого мира и то с недоумением, то с презрением смотрит на беспрерывную смену вех, переживает, участвует, отвечает. С позиции мудреца, конечно, смотрит, говорит умные проникновенные вещи. Его как будто не слушают, но слышат.

Иосиф Гальперин давно в поэзии. Мне внятна его серьезная и трезвая интонация, понятна его забота – сохранять свою отражающую способность в чистоте и спокойной ясности. Что сегодня редкость. Редкость быть верным себе, своему однажды сделанному выбору. В этом качественная особенность и будущность его поэзии.

Иван Жданов

В беспробудных лесах

«…А это тень неба в тебе…»

…А это тень неба в тебе,
отпечаток скрижали, тавро,
оттиск двойной спирали,
скрученной вечной пряхой.
Ты чувствуешь только одно –
холодно или тепло,
да и то – неточное знание,
особенно, если родился в рубахе.
Тени идут по лицу,
проходят, оставляя лыжню морщин.
До следующего облака
дотянуть бы неутолимым.
Ты видишь развёртку радуг
без целей её и причин.
Облако выглядит богом,
особенно, если лежит на Олимпе.

«Тени бабочек, тени мальков…»

Тени бабочек, тени мальков,
по струящейся амальгаме
с двух сторон пролетают пред нами,
как две эры на стыке веков.
Так по ленте сетчатки летят
тени будущего и былого:
изнутри подымается взгляд,
каждый раз рождается снова.
Даже если обычная мгла
поутру раздвигает завесы,
ты же помнишь: рассвет интереса
пред тобою строчка зажгла.
Не обещан успех наперёд,
что завещано – сбудется вряд ли,
только тень оживёт, какую найдёт
точный глаз на вздрогнувшей глади.

Путь наверх

Когда и луковки, и шпили
разжаловали и спилили,
то потолок прямоугольный
закрыл колодец колокольный,
проход наверх заколотили –
и чердаки забили пылью.
Когда нас снова удивили
дезабилье и изобилье
летящей облачной артели,
её понять мы захотели,
но дирижабли-монгольфьеры
в свою не посвятили веру.
И только дождь струной холодной
и абрис дерева бесплотный
нам открывают путь наверх.
По луже – дрожь, по морю – волны,
а мы оторваны, безмолвны.
Но ласточка сшивает всех.
Ньюкасл – Йорк, 16.07.2010

«Месяц хмарь, двунадесятое число…»

Месяц хмарь, двунадесятое число,
сотни лет – и тьма, и тьма, и тьма,
снег не снег, дороги развезло –
это плачет по тебе тюрьма,
это вязнет на суглинке свет,
это вянет на подзоле мысль,
это гаснет человечий след,
это грязной остается высь,
как ни чисть слезами и рукой,
как ни три оконное стекло –
хмурой родины
гибельный покой
не нарушит свежее число.

«В беспробудных лесах от Амура до Рейна…»

Андрею Сергеевичу Смирнову

В беспробудных лесах от Амура до Рейна,
четверть шара земного параболой сжав,
как древесного угля слепое горенье,
накопилась энергия диких держав.
Столько смуты не выдержать миру и Риму,
и, степную гиперболу переварив,
волны хаоса бились неукротимо,
шли на Прагу, на приступ и на прорыв.
Корчевали, потом воевали так долго,
что опять зарастали осиной поля,
а в степи разливались от Ганга до Волги
бессловесные полчища – перекати-Земля.
Не опознан, уходит пастух-земледелец.
Затопив материк, повторяет вода
диких предков пожар по саванне Сахейля,
оставляя на дне валуны-города.
Снова степь, снова лес – не написана книга,
человечество спит, беспробудно молча.
Зреет в тесном скиту слово архистратига,
бьётся в гулкой пещере пророка свеча.
Если слово горит – не нужна позолота,
но под пыткой огнём безответны леса.
Красной нитью свяжи торфяные болота –
не проложишь подножие для колеса.
Не по рылу кусок, не в обхват человеку
беспросветных деревьев таёжный разлив.
Переплыли когда-то великие реки –
и застыли навеки, недолюбив…

«Покажи мне, где раки зимуют…»

Покажи мне, где раки зимуют,
где стрекозьи личинки лежат,
где, не ведая волю земную,
дышат в снег носы медвежат.
Запелёнута крыльев свобода,
спят и когти пока, и клешни,
молодь прячется на полгода,
и кузнечики не слышны.
Не бывает лёгкой игрою
несгибаемость метаморфоз,
пусть себя под землю зароет
время будущее стрекоз.
Покажи мне – и я разгадаю,
что откроет сегодняшний миг,
вызревавший в подполье годами
и прошедший сквозь нас напрямик.
Расширяется жизни арена,
в круге – завтра, сейчас и вчера,
но, меняясь, неприкосновенна
неразменная эта игра.

«В любом орнаменте случайном…»



Ваши рекомендации