Глава 1
– … звон колокола разбудит тебя, когда придет время…
– Кхах! – боль пробуждения вернула меня назад. Черт… Этот долбанный голос, будто живой, будто рядом со мной, над ухом болтает. Хрень… А еще – кашель этот…
Глаза с спросонья видят плохо. Яркий свет, кучи черных грязных пятен. Я… Повезло, проснулся в хабе. Тут все скитальцы и собираются. Белые стены, сухо, воздух прохладный, отфильтрованный. Эти грязные туши расселись вдоль стен. Спят. Кто-то бродит и кряхтит.
Задолбали, как спать в такой обстановке?!
В этом прекрасном месте, которое все называют «хаб», таится смысл жизни. Это небольшая комнатка, спрятанная под землей. В ней тихо, сухо и безопасно. Самое то, чтобы перевязать раны, обработать ожоги, или просто отдохнуть. Снаружи хаба небольшая полянка, расположенная в центре города… города… понятия не имею, че это за город. Плевать, там от города и нет ничего. Но не суть.
Мы тут все с одной целью. Все, чтобы доставлять грузы. Посылки, которые нам нельзя вскрывать. От хаба, до хаба. Хабов до хрена, и в каждом че-то свое. И везде эти сраные вонючие скитальцы. Суетятся, спят, гадят под себя… те, что постарше. Что место свое в городе, под городом, не заработали вовремя. Отработанный материал, а не люди. Противно смотреть. Тут ведь как: если все три тысячи заказов сделаешь, то впустят. Излечат от всех болезней. Там сухо, свежо, есть трава и простыни. И бабы. Господи! Ни разу в жизни не видел бабу! Хоть бы одну увидеть…
Я, вот, опять про баб подумал, и от главного ушел. Три тысячи посылок, три тысячи вылазок, и будет тебе мирная жизнь. И не надо будет выходить наружу. В это убогое, мерзкое, мертвое место. Самое главное, что подлечат.
– Кха! Кха! – опять из легких вылезает пакость всякая. Все никак прокашляться не выходит. Последний год только хуже…
– Сука, да заткнись ты! – какой-то ублюдок пнул по моим вытянутым вдоль пола ногам. – Дай поспать, бляха!
Вот гандон старый.
Знаю я этого урода. С самого детства его тут вижу.
Встаю, разминаюсь. И пинаю по его лысой башке, покрытой язвами. Кашляю, воздух схватить не могу, и пинаю. Еще и еще. Увалень пытается лениво прикрыться от ударов, но я будто втоптать в пол его хочу. Пинаю и пинаю. Мудак…
– Деня, мать твою! Прекрати старика бить! – лениво ползут ко мне туши-скитальцы. Ползут не потому, что старика спасти хотят, а потом, что группа уборщиков будет лишь через день. Кому охота труп волочить наверх…
А старик обмяк. Кожа с башки слезла, будто и не держалась на ней. Кровь не льется почти, одна сукровица лезет, с грязью от ботинок перемешалась.
– Убил? – спросила одна туша.
– Не. Жив еще.
– Ну и не трогай…
Им тоже плевать. Щас побухтят и лягут на свои рюкзаки, ждать очереди на заказ. Уроды тупые.
Старик захрипел и перестал дышать. Подох. Ибо не хрен! Ему лет сорок уже, а он все еще тут, в хабе ошивается. Ему бы три тысячи делать, а он лежит, мудак тупой. Небось хотел накопить побольше болячек, чтоб работы Сухим прибавить. Хрен тебе, они мне за это спасибо скажут. МНЕ! Не такой твари, которая ленится, пролеживает и проссывает углы чистого хаба, а мне!
Убил?
Ну да, убил. И че?
За что?
Да хрен его знает… Но вины я не чувствую. И раскаяния тоже. Старик и старик. Плевать на них, стариков. В хабе место освободится, нового приведут хоть, молодого. Пополезнее будет, чем этот лентяй.
– Кха! Кха, блядь, КХА! – чертов кашель. Ноги подкашиваются даже, режет так, что хоть рядом со старым ложись. Че-то совсем невмоготу, наклоняюсь, чтобы на рюкзак свой опереться и прилечь. На бок. На боку не так больно.
– Да ты задолбал лаять, шакал!
– Заткнись, сука! Кха, бляха! Кха! Кха! – черт… Не могу остановиться. Хоть подыхай.
– Деня! Там экран горит. Рожа твоя, вроде!
Моя? Пытаюсь разглядеть огромный экран на стене. Волосы белые. Моя. Ток у меня волосы белые тут, в хабе среди туш. Белые? Или как их там… блондинсые? Черт знает, что за слово…
Ломает кости. Прям больно, будто сверлят их вдоль. Ну ниче, щас выйду, щас заказ возьму. Я ждал его. Только его, и все. Вот еще один… Касаюсь экрана со своей огромной рожей в полный рост, экран темнеет и становится маленьким. Будто уменьшился. Глаза щурю, чтоб разглядеть ее…
– Денис, здравствуй, – говорит красавица. Я вижу только ее лицо на маленьком экране, но знаю, что она красавица. Блядь, глаза с трудом могут разглядеть ее красоту. Девушки… И голос ее нежный. Туши, когда с ней болтают… я глотки грызть им готов, лишь бы не клеились к ней. Уроды. Но я знаю, что она только со мной так здоровается. Денисом называет… Не так, как других. Остальных по тупому как-то.
– Денис?
– Да? – надо улыбнуться. Легонько, будто с настоящей говорю. Будто передо мной она. Девушка эта. Красивая. Я бы на колени перед ней встал, прикоснулся бы лбом к ее ботинкам… глаз не оторвать. Я все ближе и ближе к экрану, вот-вот поцелую… Еще чуть-чуть…
– Денис, как твое зрение?
– Отлично! – приходится отскочить. Поняла, что ли? Что поцеловать ее хочу. Внизу живота будто болотная жижа пузырями исходится. – Таня, не переживайте, я в…
– Пройди тест, Денис, – лицо с экрана пропадает, появляется красная точка и цифра. – Давай.