Называйте это как хотите. Каникулы. Подарок на школьный выпускной. Может быть, побег. Знаю только, что никогда в жизни не была так далеко от Майами.
Я здесь только потому, что меня подвело кубинское лекарство. Оно очень древнее и похоже на рецепт. Ингредиенты разнятся от семьи к семье, но суть всегда одна: тебе разбивают сердце, а семья помогает пережить это. Вот только не хватит никакой еды и родственников, чтобы склеить мое разбитое сердце. Поэтому они меня облапошили, как в сюжете одной из маминых мыльных опер.
– Следующий. – Таможенник лондонского аэропорта Хитроу жестом приглашает меня пройти вперед. – Цель вашего визита, мисс? – спрашивает он после того, как я протягиваю ему свой паспорт.
Две секунды, четыре, затем моя наглая ложь:
– Каникулы.
Я молчу, потому что меня ждет один из моих принимающих, Спенсер, а вторичный досмотр стоит для меня в одном ряду с вырыванием зубов и гинекологическим осмотром. Но, dios[1], как я хочу сорваться на этого таможенника. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не наклониться к его выглаженной синей униформе и не прорычать:
– Я. Здесь. Не только потому, что моя дорогая abuelita[2] отошла в мир иной, но потому что спустя два месяца после ее смерти меня предала лучшая подруга, а парень, с которым я встречалась три года, бросил меня прямо накануне выпускного бала. Я называю это тройным несчастьем. Очевидно, я не смогла оправиться от всего этого достаточно быстро, поэтому семья отправила меня сюда, чтобы я остыла. Я не хотела ехать в эту вашу Англию, но моя мамочка выкинула величайший фокус всех времен, даже более мощный, чем выпечка из гуавы и другие кубинские лекарства от печали. Она призвала на помощь бабушку. Так что, отвечая на ваш вопрос, у меня нет здесь никакой цели визита.
Шлеп. Офицер ставит штамп и протягивает обратно паспорт.
– Приятных каникул.
Это, черт возьми, маловероятно.
Два часа спустя, после малоразговорчивой поездки в автобусе, а затем молчаливой – в такси, водитель высаживает нас у места, которое я видела только на картинках. К сожалению, солнца добавить в этот раз забыли. Я вся трясусь под серым небом, пока Спенсер с трудом вытаскивает два моих огромных чемодана из багажника.
Итак, я в Винчестере, графство Хэмпшир, Англия.
Я пересекаю узкую улочку и подхожу к гостинице «Сова и ворон». Как и большинство других зданий в городе, «Сова и ворон» выглядит как из романа Джейн Остин. Огромный свадебный торт из оранжево-красного кирпича с возвышающимися над районом башнями. Плети плюща из галереи обвивают трехэтажное здание, словно зеленые артерии. История – это место сочится ею.
В Майами нет ничего настолько старинного. Даже сеньора Кабраль, которая, прихрамывая, до сих пор заходит в нашу семейную пекарню каждый понедельник и уже казалась tan vieja[3], когда мои родители еще не появились на свет, не настолько старая.
Спенсер Уоллас катит мои чемоданы под обвитой розами аркой. Видя Спенсера здесь, а не в Майами, куда он приезжал с женой и сыном, я понимаю, как он всем внешним видом подходит своей гостинице. Начавшие седеть рыжие волосы. Густая эспаньолка и усы. На нем даже тяжелый твидовый блейзер. Именно после этого, когда я мельком увидела дальнего родственника в аэропорту, путешествие стало казаться еще более сюрреалистическим, чем когда я садилась на рейс. Мами и папи отправили меня в чужую страну, где мужчины носят твидовые блейзеры. В июне.
– Ну же, Лайла, идем, – зовет Спенсер с порога. – Кейт уже, наверное, вернулась с физиотерапии. Тут внутри тепло. – Он случайно толкает меня в плечо, закрывая за нами дверь. – Извини, – говорит он и бросает очередной обеспокоенный взгляд на мою одежду. Он косится на нее с тех пор, как я прошла пограничный контроль. Как я поняла по пятому терминалу Хитроу, мои белые джинсы, золотые босоножки и легкая розовая майка не подходят для каникул в Англии, даже в начале лета. Но они идеальны для Майами. А холодно мне или нет, уже не важно.
В гостинице тепло, но не душно, пахнет сливочным маслом и сахаром. Я вдыхаю этот аромат, стараясь задержать его в легких. Знакомые запахи помогают чувствовать себя здесь как дома, насколько это возможно.
Tía[4] Кейт спускается по полированной деревянной лестнице.
– А, вот и ты. – Она подходит и обнимает меня. – Прости, что не смогла встретить тебя вместе со Спенсером в аэропорту и что забрала машину.
– Мы отлично доехали на автобусе, – говорю я в ее колючее шерстяное плечо. Ее светлые волосы собраны в низкий пучок, как и при нашей последней встрече, но акцент звучит ровно, как никогда. Вот что могут сделать двадцать пять лет жизни в Англии с венесуэлкой, урожденной Каталиной Ракель Мендозой? Здесь, в средневековом городке Хэмпшира, при этом муже, ее зовут Кейт Уоллас.
