Глава 1
– То ли ещё будет новый век! – пели в телевизоре три нежных девичьих голоса. На фоне играла музыка, и чуть слышно подсвистывали помехи. Певицы, наверное, танцевали и, наверное, были одеты во что-то белое. Их волосы, может быть, были прямыми и утянутыми в тугие и строгие хвосты на затылках, а может быть – были распущенными и кудрявыми и плясали вместе с ними вверх-вниз, вверх-вниз. Глаза их, должно быть, блестели: то ли от ожидания и предвкушения чего-то нового и неизвестного, то ли просто от наслаждения и упоения моментом. Они были здесь и сейчас, на главной сцене столицы, на экранах всех телевизоров страны, перед каждым новогодним столом, уставленным поистине сатурналистским разнообразием всевозможных блюд и напитков. Возможно, там, в телевизионном мире, они и так были большими звёздами и часто выступали везде с концертами, на которых пели эту песню. Но сейчас, совершенно точно, была их главная минута славы в этом тысячелетии – главная, потому что последняя.
Девушки стали затихать, затихать, затихать, и в конце концов продолжили петь почти шёпотом: кто-то из собравшихся за столом убавил на телевизоре звук, чтобы он не мешал разговаривать. Разговор меж тем вёлся важный, умный и обстоятельный:
– Говорят, конец света будет.
– Когда?
– Сейчас вот, под Новый год.
– Кто это говорит?
– В газете вычитала.
– Да-да, кстати, я в какой-то передаче что-то такое слышала.
– В какой передаче??
– Не помню я! В новостях наверное.
– И чего там? Чего говорят?
– Не помню, говорю. Что-то там про компьютеры: мол, они как-то там на новую дату не перестроятся и, значит, всё.
– Что «всё»?
– Заглохнут все разом и выключатся.
– А конец света-то тут при чём?
– Ох, ну а как ты думаешь?! Там же всё сейчас в компьютерах: банки там, службы всякие. Самолёты вон без компьютеров не летают уже. Ракеты те же. Ком-пю-ти-зовано всё.
– Компьютеризовано.
– Да не суть!
– Компютизовано-приватизовано…
– Н-да-а-а… Всё сейчас в машинах этих, совсем люди думать разучаются. Скоро сами себя туда затолкают и рады будут.
– И не говори!
– Так и чё в итоге? Ну заглючит всё, а дальше-то что?
– Самолёты, наверное, упадут. Спутники тоже. Ракеты, может, запустятся все разом – не знаю. И всё, и каменный век.
– Каменный век… Х-хе! Мы вон, с бабкой, как-то жили во времена, когда не то что компьютеров – свет не везде был! И радио одно на всю деревню. А предки наши, если так посмотреть? Они и про радио-то не знали, и ничего, жили ж как-то.
– Да чё вы пристали?! Я за что купила – за то и продаю. Как по телику услышала – так вам и пересказала.
– Ну да, в газете тоже было.
– Ага.
– Да эти газеты сейчас… И телевизору тоже веры нет. Так только, юмористов каких можно посмотреть. Вон, кстати, вон! Ну-ка, прибавь-ка, вот этого послушаем!
И телевизор снова заговорил. На этот раз – голосом какого-то комика, читавшего монолог на остросоциальные темы. Он монотонно зачитывал по два-три предложения, после чего зрительный зал непременно взрывался продолжительным хохотом.
– Хааа-а-хахаха!
Иногда собравшиеся за новогодним столом смеялись вместе с залом. Иногда – нет.
Потом мужской голос сказал:
– Ну, давайте-ка, по чуть-чуть!
И люди за столом стали пить. Время пошло чуть быстрее в чехарде обрывков полупьяных разговоров и чуть слышных музыкальных номеров по телику. Через пару часов собравшиеся засуетились.
– Когда он там?
– Без десяти должен быть.
– Так уже без десяти!
– Наши спешат маленько. Вон, как эти отпоются, так начнёт поди.
– Интересно, что скажет…
– Да как обычно.
– Ну не-е! Дата-то какая! Что-то такое должен сказать… Чтоб запомнилось.
– Если вообще скажет чё. Нажрался уже поди, да под ёлкой валяется.
– Лёш, ну как, ну это ж президент, ну как так «нажрался»?
– Вот и я думаю: как так?
– Совесть мучает его. Разворовал страну – развалил сначала, потом разворовал. Теперь вот пьёт с горя.
– Он же, кстати, в этом году всё? На покой?
– Какой там! Будет сидеть, пока дуба не даст.
– Так там же выборы должны быть…
– Ооой, выборы… Придумает что-нибудь.
– Скажет: «Я выбрал ещё посидеть, три срока, понимаш».
– О, тихо, тихо, всё, начинает!
– Погромче сделай!
Прибавили громкость. Затрубил оркестр, да так, что бокалы задребезжали.
– Ну куда так! Потише, оглохнем!
Оркестр поутих, оттрубил и пропал вовсе. Ненадолго повисла пауза, после которой заговорил кто-то, кому, казалось, было очень трудно говорить. Слова его были едва различимы, но собравшиеся за столом всё слышали и всё понимали.
– Тяжело ему уже.
– Ага.
– И опухший весь, гляди…
– Да он всегда такой. Почки уже поди всё, кончились.
– И ест много.
– И вкусно.
– Ну тише! Давай послушаем что ли!
Человек в телевизоре сказал, что куда-то уходит и взял долгую паузу. Потом он продолжил говорить про то, куда он уходит, зачем и почему. Он долго прощался и закончил фразой:
– Будьте счастливы! Вы заслужили… счастье… и спокойствие. С Новым годом. С новым веком. Дорогие… мои.
Потом всё стихло, и какое-то время было слышно только тиканье настенных часов. Тик-ток, тик-ток, тик…
– И чё, и всё?
– Ну нет, сейчас новый поди что-то скажет.
На смену усталому голосу пришёл новый: мягкий, но одновременно острый как бритва. Сначала он будто бы постарался кого-то напугать своими словами, и лишь после перешёл к поздравлениям, которые хоть и были поздравлениями, но звучали безапелляционно и повелительно.