Пять лет назад
Вера
- Ааааа, - кричу я, не в силах больше терпеть разрывающую тело, боль.- Мамочки.
Дышать нечем, в глазах мерцают цветные вспышки. Очередная схватка скручивает узлом измученный организм.
- Вспомнила мамочку. Эх, девки, гуляли б еще да гуляли. В двадцать лет по танцулькам надо бегать, а не детей рожать. Я вот в восемнадцать сына прижила. Подружки мои все на танцах, а я сразу взрослая стала,- бурчит дородная акушерка, ощупывая мой раздутый живот.- Терпи, коза. Немного осталось. Зато потом...
Что потом я уже не слышу. Проваливаюсь в сон, который продлится всего несколько секунд. Тех самых, что мне даны для передышки высшим богом. Это даже не сон а дрема. «Десять, девять, восемь, семь» - считаю про себя, ожидая очередной вспышки.
- Чуть – чуть,- пытаюсь растянуть в улыбке спекшиеся губы. И снова слепну от боли. Но теперь она другая. Моя доченька спешит увидеть свет. – Помогите.
Макар Ярцев
- Я не господь бог,- блеет докторишка в идиотской медицинской пижаме, разрисованной мультяшными аистами. – У вашей жены эклампсия – тяжелое состояние, усугубленное судорожным симптомом. Чего вы ждали? Тут мамочку спасти бы...
- Я не спрашиваю тебя что ты будешь делать и как. Я вполне определенно говорю, спасешь моих девочек – станешь очень богатым. Нет – извини, Пилюлькин...- хриплю я, задыхаясь от бессилия.
- Я вас понял, - вздыхает эскулап, медленно поднимаясь на ноги, - сделаем все возможное.
- И не возможное,- мой вид сейчас видимо настолько зверский, что я вижу промельк животного страха в глазах доктора, бликующий в стеклышках его очков.
И невозможное тоже.
Время сливается в бесконечные какие – то спирали, в воняющем не пойми чем воздухе дешевого больничного коридора. Только до этой богадельни я и успел довезти свою беременную жену. Элитная клиника, подготовленная и проплаченная вперед, находящаяся у черта на рогах, оказалась слишком далеко в условиях сегодняшнего кошмара. Придурок. Надо было и это предусмотреть.
- Черт, у нас же было еще два месяца,- шепчу, борясь с желанием начать биться головой в шершавую стену, выкрашенную стремной краской.
Носиться по коридору уже нет сил. Бедные львы в клетке, теперь я начинаю понимать хи щных кошачих, бесящихся от бессилия. . Клеенчатая тахта, насквозь провонявшая дезраствором похожа на раскаленную дыбу. Час, два, три. Сколько я уже тут? И как до сих пор не сошел с ума?
- У вас девочка,- наконец слышу я измученный баритон, который кажется мне божьим гласом.- Мы сделали невозможное. Вес три пятьсот, рост пятьдесят один сантиметр. Шкала апгар около восьми.
- Она родилась семимесячной,- даже находясь в полубезумном состоянии я удивляюсь. Показатели уж слишком идеальные. Идеальные, даже для доношенного младенца.
- Просто крупный ребенок.- кривит в улыбке губы врач.- Ваша супруга вне опасности. Вы сможете увидеть дочь минут через тридцать. А потом отдыхать, отдыхать.
- Как моя жена?
- Порядок. Полный порядок,- не очень уверенно шепчет чертов эскулап.- Завтра и с ней пообщаетесь. Сегодня не надо. Пусть отдыхает.
-Доктор, я выполню свое обещание,- наконец снова превращаюсь в себя. Лютый страх разжимает свои ледяные клешни, сжимающие мою душу.
Вера
Что – то происходит. Что – то непонятное и страшное. Мою девочку, малышку уносят, даже не приложив к груди. Суета, какие – то странные перешептывания врача и акушерки. Я не понимаю ни слова.
- Эта дура что – то приняла, и я не знаю, что теперь делать,- шипит врач, прикрывая слова грохотом инструментов. Тома, черт возьми, девка кровит. Зови анестезиолога.
Я лежу расхристанная, измученная и не понимаю больше половины происходящего. Чьи – то руки давят на мой живот стакой силой, что кажется я должна бы умирать от боли, но боли нет. Ничего не чувствую. Совершенно. Словно парализованная. В сгиб локтя впивается игла, и мир вокруг начинает стихать.
- Эта чертова стерва явно не хотела ребенка, кто его знает, что там в башке у богатых стерв,- слышу я, цепляясь за реальность ускользающим сознанием. – а мне теперь что делать? Этот зверь меня уничтожит. Тома, помоги мне.
- Эх, Федор, попали мы с тобой как кур во щи. Ладно. Этой то терять нечего. Не замужем, судя по тому, что у нас рожает нищая. Зачем ей ребенок? Рожают такие дуры, нищету плодят. Еще настругает. У таких не заржавеет. Шей давай.
- Как же мы ей скажем?...
- Что? Что вы должны мне сказать? – кричу я, но голос не идет. Только беспамятство, словно клочки тумана, витает в воздухе, пахнущем кровью.
- А это уж твоя забота, милок, мое дело дитё обиходить, да неонатологам передать,- отголоски женсой фразы я не воспринимаю больше. Тает действительность, словно свечной воск, растворяя все вокруг.
Глаза открываю уже в палате. За окном розовеет закат, такой яркий, что хочется зажмуриться. Во рту сухо, как в пустыне. Поднимаюсь и пошатываясь бреду в коридор, стараясь не смотреть на пустую маленькую металлическую кроватку. Надо узнать, где моя малышка. Так хочется увидеть ее. Ту, что мечтала прижать к себе долгих девять месяцев. Мою доченьку, ради которой отказалась от всего, включая собственную жизнь.
