Итак, позднее утро вперемежку с ранней осенью – это удивительно!
Внешний вид Сергея Сергеевича Флюсова выражал полное удовлетворение всем происходящим в мире, кроме, пожалуй, отсутствия в магазинах дешевого портвейна и плохой погоды на острове Мадагаскар.
Добродушие и юмор, неслабое телосложение и всепоглощающая лень выгодно отличали его от большинства коллег – писателей-сатириков.
Пройдясь по единственной в квартире комнате по диагонали – из угла в угол, он подошел к письменному столу и, внимательно его оглядев, обнаружил там одиноко стоящий граненый стакан с остатками какой-то желтоватой жидкости.
– «Пить или не пить – вот в чем вопрос!» – патетически продекламировал он известное изречение и твердо решил «не пить». – Мало ли кто мог туда насс… пописать, – в последний момент, смягчив предполагаемое действие со стороны незнакомых супостатов, сказал Сергей вслух.
Он, даже оставаясь наедине с самим собой, старался не употреблять неприличных слов и выражений. Природная вежливость и интеллигентность не позволяли ему смачно ругаться матом, посылать различного рода придурков туда, куда они этого заслуживали, или обсуждать с отмороженными депутатами результат последнего футбольного матча.
Звонящая телефонная трель вытащила нашего героя из ванной, с намыленным лицом он в три прыжка оказался у допотопного телефонного аппарата времен Великой Отечественной войны и коротко бросил в трубку:
– Яволь!
– Это я, дорогой, – Вахтанг!
– Какой Вахтанг?!
– Слушай, как «какой»? Я с кем говорю, а?
– Ты говоришь с великим русским писателем. А я… а вот я, по всей видимости, говорю не с тем, с кем хотелось бы поговорить… Короче, да-ра-гой, набирай правильно номер! Привет…
Трубка полетела на место, Сергей поспешил на кухню. Там уже несколько секунд сигнализировал свистом и паром синий в крупный белый горох чайник, важно кряхтя и подбрасывая над собой аккуратную никелированную крышечку с деревянной ручечкой.
Наполнив чашку ароматным индийским чаем, литератор подошел к окну. Низкие облака напомнили Сергею, что в квартире надо делать ремонт – они были такие же серые и неаккуратные, как и его пропахший известью потолок.
В такие хмурые дни совдеповские обыватели обычно делали только то, что с них требовали – ни капли больше, и только с появлением огромного синего неба и ярких лучей солнца они приходили в бешеный восторг и могли в состоянии эйфории и трудового героизма свернуть Алтайские, Кавказские или какие-нибудь другие значительные горы.
«Слишком эмоционален для труда наш российский человек…» – подумал Флюсов. Только что вставленные новые окна – непонятно почему-то закругленной формы и испачканные мелом – смотрели на хозяина тупо и уныло, как глаза попавшего в капкан для гиен верблюда.
Внезапно раздался звонок в дверь. На пороге стоял бывший чекист, а ныне бизнесмен – Дмитрий Григорьевич Савотин, совсем недавно то ли переведенный в народное хозяйство в связи с сокращением штатов, то ли уволенный со службы с формулировкой «по дискредитации высокого звания офицера спецслужб».
В своей былой деятельности Дмитрий Григорьевич всегда старался использовать исключительно творческие методы, работал артистично – на грани фола, за что часто получал от руководства как суровые выговоры, так и благодарности с почетными грамотами.
– Ехал мимо – решил зайти… Извини, что без звонка.
– Привет, как это – без звонка? Ты только что звонил мне в дверь…
– Да нет, я имел в виду… – Савотин сощурился. – А-а-а, это ты шутишь… Я и забыл, с кем имею дело.
Дмитрий Григорьевич строевым шагом прошел на кухню, по пути бросая подозрительные взгляды по сторонам, и, показав глазами на окно, соединяющее кухню с ванной, тихо спросил:
– Ты один?
– Вообще-то, как у всех гениальных шизофреников, у меня присутствует раздвоение личности, поэтому утверждать, что я – в «одинаре», было бы не совсем корректно, – сказал Сергей.
– А прошлый раз ты утверждал, что являешься исключительно параноиком. Когда же ты врал?
– Я был правдив и тогда, и сейчас. А почему – долго рассказывать… Давай-ка лучше излагай, что тебе нужно, – я же знаю, просто так ты никуда не заглядываешь.
– У меня к тебе небольшое дельце. – Савотин лукаво посмотрел на своего приятеля. – Я тут познакомился с одной девицей… Так вот, нельзя ли ей продемонстрировать наш бомон во всей своей красе, пригласить к кому-нибудь в гости из самых известных артистов или писателей?
– Подожди, как ты сказал – «бомонд»?
– «Бомон».
– На конце какая буква?
– «Нэ».
– Во-первых, на конце – буква «эн». Но это – у тебя. А должна быть «дэ» – как у всех. Потому что слова «бомон» нет, а есть слово «бомонд».
– Да?! А я и не знал. Ну и хрен с ним… Бомонд – так бомонд.