Я падал. Звёзды кружились как в детском калейдоскопе. Яркими вспышками сливались в причудливые узоры света. Кольцеобразные структуры сужались, образуя колодец. Уши заложило. От скорости или от абляции при входе в атмосферу. Фенолформальдегидная обмазка шипела. Кабину шаттла охватил огненный поток, закрутился спиралью и реактивной струёй устремился ввысь. Обшивка разрушалась, не выдерживая нагрузки. Давление едва не кипятило кислород в моём мозгу. Я падал. Но вместо воспоминаний, в голове пульсировала одна-единственная мысль – не дать желудку исторгнуть содержимое, не задохнуться в собственной блевотине, которая наверняка забьёт подачу кислорода в скафандр. Концентрация на перистальтике притупила звуковое восприятие. Я запрещал себе слышать, как надсадно издыхал корпус моего спасательного шаттла. Запрещал думать о смерти. Крещендо агонизирующего металла обрушило мой внутренний блок и по синапсам побежали импульсы животного ужаса. Теряя сознание в панической атаке, я почувствовал рывок, вбивший органы в глотку, и отключился. Запустились двигатели торможения.
В сознание меня вернула доза бета-адреноблокаторов и селективных ингибиторов. Медмодуль скафандра работает. Хорошо. Панический приступ купирован. Проекция диагностического отчёта светилась зелёным – явных угроз для жизни не обнаружено. На всякий случай, ощупав себя, убедился, что обошлось без переломов. Рёбра саднило от удара защитных креплений кресла. В голове прояснялось. Ровно настолько, чтобы действовать, избегая рефлексии. Отстегнув ремни, давившие на ушиб, я потянулся к пульту управления. Судя по чернеющему экрану, внешние камеры не пережили жёсткую посадку. Но датчики анализатора все еще исправны. Мало шансов, что атмосфера окажется пригодной, но моих запасов кислорода надолго не хватит. Даже если уйти в анабиоз, стоит убедиться, что модуль не сожрёт коррозия до прилета спасателей. Я покосился на датчик сигнала бедствия, его приятно подмигивающий глаз вселял надежду. Слабую. Но всё-таки. Сколько шансов, что за мной прилетят? Ближайший корабль поддержки отставал почти на десятую светового года, когда буровой флагман разнесло на куски в двух третях пути до целевого астероида. Вычислить зону потери сигнала. Манёвр торможения. Поиски. Чёрт! Даже моих скромных познаний в навигации хватило, чтобы понять – у спасателей уйдут месяцы. Я не знал статуса шаттла. ИскИн не даёт таких данных. Будто мы не знаем, что нас делят на сорта. Каким я окажусь в списке приоритетов? Выжил ли кто-то ещё? Точно не все.
Голова разболелась до ломоты. Лицевой вырез подшлемника сделался влажными. Надеюсь от боли. На хрен скупые мужские слёзы по погибшим! И себя хоронить ещё рано. Ведь так? Дал команду на впрыск небольшой дозы седативного. Мотнул головой. Сосредоточиться! Заверещала красным индикация – анализатор закончил работу. Твою ж мать! Пришлось воспользоваться бортовым ИскИном, чтобы разобрать эту химическую белиберду. Атмосфера, окружавшая шаттл, оказалась сильно ионизированной, с примесями активных частиц плазмохимических реакций. От повышенного излучения скафандр, скорее всего, защитит. Но дышать там нельзя. Гелий, аргон, ксенон, азот. Зараза!
Я откинулся в кресле и закрыл глаза. Ну всё. Сушите вёсла. В голове назойливой мошкой свербела мысль. Я ещё раз пересмотрел отчёт. Процент маленький. Но кислород всё же есть. Сверившись с инструкцией по выживанию, я прикинул, что при поддержке ИскИна смогу перенастроить оборудование жизнеобеспечения и фильтровать кислород из атмосферы. Пока не закончатся реагенты. Но для этого придётся выйти наружу.
Вокруг было темно. Жужжащий в ухе электронный голос подсказал, что эта планета медленно вращается на самой границе зоны Златовласки. Сутки чуть больше двадцати земных. Я был на ночной стороне. Здесь должно быть, как в ледниковый период. Тем не менее некие внутренние процессы поддерживали приемлемую температуру. Наверняка это как-то связано с ионизацией. Но я мало что смыслю в таких вопросах. Возможно позже, когда решу насущные проблемы и буду коротать вечера в ожидании спасения, снизойду до более детальных исследований.
Первым делом провёл внешний осмотр шаттла и запустил диагностику. Основные системы уцелели. Взлететь, эта штука, конечно, не сможет, но поддерживать мою жизнь способна. Больше всего досталось кормовой части, впечатавшейся в грунт так, что образовалась небольшая воронка. Сканер показал микротрещины в конструкции. Надо будет укрепить. Спасательный шаттл лежал чуть под наклоном на образованной им же насыпи. Я взобрался наверх.
Темнота не была абсолютной. Она расцветала спектральными кристаллами, плавящимися и зарождающимися вновь. Яркие, удивительно красивые переливы красных, синих и лиловых тонов. Вспомнился школьный урок про пылевую плазму. Что, чёрт возьми, тут происходит?
Сделав несколько скачкообразных шагов – гравитация, несмотря на размер планеты, оказалась немного ниже земной – я застыл, напряжённо вглядываясь вдаль. Уходить далеко от шаттла не хотелось, но что-то в этой живой воздушной массе заставило меня похолодеть. Сгусток разноцветного скопления словно приближался, пульсируя в пространстве. Инстинкт приказал бежать. Не глядя под ноги, я с разбега налетел на обломок обшивки, распоров скафандр и ногу. Моментально сработала встроенная защита, распылив над раной порцию обезболивающего и антисептика. Прореха в костюме затянулась полимерной смолой. Но я уже лежал ничком, облепленный извивающейся массой.
