В свой последний запой Селиванов уходил тяжело и отрешённо. Он не пил четырнадцать месяцев. Жена в очередной раз наивно поверила, что теперь так будет всегда.
Ночью он плохо спал. Сны были короткие, тревожные и безумные. Снился покойный брат. Будто пришёл грязный, прямо из могилы, и попытался залезть в окно. Потом приснилась бывшая любовница. Селиванов собирался ей отлизать, но вдруг увидел, что вместо влагалища у неё гигантский кузнечик с головой воробья. Каждый раз он вздрагивал и просыпался. Вставал, шёл на кухню, курил, пил воду и смотрел в окно на пустую улицу. Тревога не отпускала. И странное ощущение физического неудобства. Как будто его сложили надвое, затолкали в чемодан и закрыли. Селиванов возвращался в постель. Жена тихо сопела, повернувшись спиной. Тёплая, мягкая и нежная. Ему хотелось прижаться к ней. Но он боялся её разбудить. У него были холодные руки и ледяные ноги.
Утром, выбравшись из очередного муторного кошмара, Селиванов понял, что опять обманул и себя, и жену. Она уже встала. С кухни доносился приглушённый звук работающего телевизора. Лиля готовила завтрак. На часах было ровно десять. Селиванов вышел из комнаты. На сковородке жарилась яичница с помидорами. Чайник выдувал струю пара, готовый засвистеть.
– А ты хорошо спал? – спросила Лиля, вытирая полотенцем руки.
– Ну, да, – ответил Селиванов, глядя в окно.
Улица была пуста, как и ночью.
– Просто я смотрю, в пепельнице окурков полно. Я вчера, когда ложилась, вытряхнула.
– Вставал несколько раз, потом засыпал. Какая-то чертовщина снилась.
– Какая? – спросила Лиля.
Чайник засвистел. Она погасила огонь.
– Да я толком и не помню уже.
– Надо было пустырник выпить.
– Он же на спирту, – сказал Селиванов рассеянно.
– Таблетки. Настойку я и не покупаю.
– А. Ладно, пойду умоюсь.
Он заметил тревогу в глазах жены и ушёл в ванную. Долго чистил зубы, умывался, причёсывался. Собственное лицо казалось ему отвратительным. Селиванов подумал об отце. Потом о настойке пустырника, точнее, о спирте, который там содержался. Его бросило в жар.
– Идёшь завтракать? – позвала Лиля.
– Иду, – пробормотал он в полотенце, которое с силой прижимал к лицу.
Аппетита, конечно, не было. Жидкий яичный желток одним своим видом вызвал тошноту. Селиванов, почти не жуя, проглотил завтрак. Лиля налила ему чашку чая и стала что-то рассказывать. Он кивал, поглядывая в окно. Слова жены пролетали мимо. По улице прошёл одинокий старик с седой бородой.
– Смотри, – сказал Селиванов. – На Толстого похож.
– Кто? Где?
Она посмотрела на экран телевизора, где человек с лицом уголовника рассказывал о народной медицине, потом повернулась к окну. Старик уже свернул в арку.
– Там дед был, на Толстого похож, – сказал Селиванов. И уточнил: – На Льва.
– Ты не хочешь ещё поспать? – спросила Лиля.
– Нет. Зачем?
– Ты ведь плохо спал ночью.
– Нормально я спал, не переживай.
Он заметил, что жена смотрит на него почти с отчаянием. Она всё поняла. Но ему вдруг стало это безразлично.
Селиванов закурил и сказал:
– Погода какая хорошая. Я, наверное, прогуляюсь.
– Перестань.
– Что? Почему?
– Не ходи. Я тебя прошу. Давай дома побудем сегодня.
Он рассмеялся.
– Мы и так никуда не выходим. В магазин и обратно. С ума же можно сойти.
– Пока не сошли, – сказала Лиля.
– Это пока.
Она ушла в комнату. Селиванов курил и смотрел в окно. Он заметил, что стекло слегка засрано мухами. Вспомнил, что Лиля уже несколько раз просила его вымыть окна. Она боялась высоты.
Он стал одеваться. Скинул спортивки и натянул джинсы. Футболку оставил домашнюю, с дыркой от сигареты на животе. Надел ветровку и заметил, что вся его обувь исчезла.
– Лиля, выйди, – позвал Селиванов.
Она выглянула из комнаты.
– Где мои кроссовки?
– Я их спрятала, – сказала она.
– Ладно.
Он открыл шкафчик, где стояли зимние ботинки, старые кеды и дешёвые туфли, подаренные тёщей. Селиванов надевал их всего раз. Внутри было пусто. Лиля внимательно на него смотрела.
– Прекрати, – сказал он.
– Это ты прекрати! – закричала она.
Селиванов заглянул на антресоли, потом под ванну. Продолжать поиски ему расхотелось. Лиля могла просто вышвырнуть всё в окно. Такое уже случалось.
Некоторое время он обдумывал ситуацию.
– Знаешь что? Мне плевать! Я и так пойду.
Он застегнул куртку и вышел из квартиры в носках.
* * *
Лиля позвонила минут через пять. Селиванов шёл по пустой улице. В соседнем дворе нелегально работала рюмочная с провокационным, особенно для жён алкоголиков, названием «Главная пристань». Туда он и направлялся.
– Я дам тебе один шанс вернуться, – сказала Лиля.
Она плакала.
– Так ведь я же вернусь, – ответил Селиванов.
– Сейчас! – заорала она.
– Скоро. Хочу встретиться с отцом.
– Миш, ты чего? Ты когда его видел вообще последний раз?
– Ну, вот, значит, пришло время.
– Да ты даже не знаешь, где он живёт, дурак.
– Это не так сложно узнать.
Селиванов остановился у входа в рюмочную.
– Я поняла, – сказала Лиля. – Поняла. Дура! Дура! Дура! Тупая дура!
Он вдруг представил, что жена бьёт себя кулаком по голове.
– Лиль, не надо.
– Дура! Ненавижу себя! И тебя ненавижу!