Я стою на заднем дворе нашего дома и наблюдаю, как пушистый черный комочек преодолевает препятствия в виде высоких снежных сугробов. Комочек ловко скачет по снегу, оставляя за собой вереницу маленьких следов от лап. Когда он, поднявшись на очередную снежную горку, срывается в новый прыжок, я слышу его тихое мяуканье.
– Маруся, кис-кис-кис! – зову я, и кошка в два счета преодолевает расстояние между нами и оказывается подле моих ног.
Она ластится и мурчит, а я чешу ее мягкий загривок с густым подшерстком.
Маруся трется об мои брюки своими ушами, щуря свои большие желтые глаза. Кажется, что она намного умнее, чем обычное животное. По ее взгляду я понимаю, что она видит меня насквозь.
– Не смотри так на меня, – отвечаю я на ее немой вопрос. – Я все сделаю, но позже.
– М-р-р, – глухо звучит ее голос, и она продолжает тереться об меня все требовательнее. – М-р-р-р, ты обещала, а сама проспала до обеда.
– Знаю-знаю, – вздыхаю я. – Ну не дается мне эта учеба.
– М-р-р, никуда не денешься, если хочешь стать приличной колдуньей, – Маруся немного отстраняется и садится в снег, буравя меня глазами, а потом начинает равнодушно вылизываться.
– Я даже суп не могу нормально сварить, не то что зелье, – фыркаю я, но Маруся не обращает на мои оправдания никакого внимания. – Мне всего-то шестнадцать.
– Суп я не ем, мр-р. А вот от лекарства против блох не отказалась бы. Вот только кто мне его приготовит, если не ты, мяу?
Я знаю, что она понимает каждое мое слово, как и я ее. Вернее, я слышу, как она издает обычные кошачьи звуки, но в голове моей они преобразуются в нормальный человеческий язык.
Эта черная добрая кошка – мой фамильяр. Иногда она бывает вредной, но я знаю, как она меня любит. Она только выглядит как животное, но на самом деле в ее теле живет некий дух, который приглядывает за мной, ведь я самая настоящая колдунья, как и мои родители. Она всегда рядом и помогает мне.
Она сама пришла ко мне однажды, когда мама и папа рассказали мне правду о нашей семье – магах-лекарях. Я нашла ее на пороге дома, когда вернулась из школы. Она уверенно проследовала за мной в дом, и я не стала прогонять ее, почувствовав, что нуждаюсь в ее присутствии.
Моя бабушка тоже была волшебницей и лечила людей – возле входной двери ее квартиры постоянно скапливалась толпа народа, пока дедушка их всех не разогнал и велел записываться заранее.
Бабушка была добрейшей души человеком и пыталась помочь всем и каждому, пока не заболела. Тогда люди стали возмущаться и вести себя ужасно – ломились в двери, требуя помощи, а не получая ее, сыпали проклятьями и обвиняли в черной магии. Неблагодарные вскоре забыли дорогу к бабушке, когда дедушка наслал на одного из них какую-то неприятную болячку.
К несчастью, бабушка не смогла справиться со своим собственным недугом, и дедушка до сих пор ужасно скучает: часто разглядывает старые снимки и хранит бабушкины рецепты зелий. Их квартиру до сих пор обходят стороной и шепчутся за углом, мол: «Вон в том подъезде жила злющая ведьма, которая поклонялась сатане, и дед ее тоже ненормальный, раз жил с такой».
Мне бывает очень больно, когда я слышу такие разговоры, но с людской натурой ничего не поделаешь, не насылать же на каждого чесотку или диарею, хотя иногда очень хочется. Поначалу я исподтишка наказывала обидчиков моей семьи, но потом мама все прознала и велела прекратить. И была она очень убедительна, когда сказала, что если я буду так себя вести, то никакой силы мне не видать. Я поверила.
И про сатану – все неправда. Мы не занимаемся никакой черной магией, а служим самой природе, читая ее и помогая всему живому. Иногда мир кажется мне странным, но в то же время таким лаконичным. Все, что в нем есть, интересное и правильное, во всем есть свой баланс. Иногда я слышу, как со мной общается вода, ощущаю сердцебиение самой Земли, чувствую мелодию ветра на энергетическом уровне. Природа, которую мы называем неживой, на самом деле живее всего живого, и нет ничего прекраснее быть ее неотъемлемой частью.
Плюс ко всему я стала слишком сентиментальной и обладаю невероятной эмпатией. Те, кто не знают о том, кто я такая, принимают меня за странную, когда я начинаю рыдать над каждой историей, которая может вызвать хоть каплю сочувствия. Все эмоции во мне усиливаются в разы.
В последнее время я живу будто бы в двух мирах – материальном и духовном.
– Мр-р-р, мяу, – желтые глазенки смотрят на меня с интересом, а черная шерстка с шоколадным отливом блестит на солнышке.
– Скоро весна, Маруся, – улыбаюсь я. – И обещаю тебе, что я буду стараться.
– Мр-р-р-р, – она снова трется об мою штанину, оставляя на ней немного блестящей шерсти.
– Красотка, надо тебя покормить.
– М-р-р, мяу. Хорошая идея, Астрид, – Маруся ложится и подставляет мне свой меховой живот, а я не могу сдержаться, чтобы не запустить руки в приятную шелковистую шерсть.
Вечером возвращаются родители, и я, как примерная дочь, склоняюсь над чугунным котлом, подвешенным под потолком в углу кухни, и варю нечто похожее на снадобье для восстановления суставов (по крайней мере так написано в книге), но мне это не очень удается: странная коричневатая жидкость дурно пахнет – запах полыни, смешанной с трехдневными носками.
