Читать онлайн полностью бесплатно Леонид Корогодский - ЕВРЕЯМИ СТАНУТ ВСЕ

ЕВРЕЯМИ СТАНУТ ВСЕ

В книге Леонида М. Корогодского «ЕВРЕЯМИ СТАНУТ ВСЕ»:Африканский жрец, еврей из Приседающего дома, коммунист-кагебист и бандеровец учат каббалу в Чернобыле.

© Леонид Миронович Корогодский, 2020


ISBN 978-5-0053-0194-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Хочу жить выше Всех, – заявил архитектору Граф.

Его трепетная душа рвалась вверх.

– Не очень высоко, – добавила Графиня.

– Не высоко, но выше Всех, – подытожил Граф.

Эта фраза дошла до нас

в камне.


Графиня, польская Золушка,

затерянная в лесах Чернобыля,

с французским именем Жанетта,

ноги в красных пятнах,

искусанные провинциальными комарами.

Как было за ними узнать

глубоко спрятанный внутренний мир?

Приходилось натирать стопы новыми туфлями,

перебинтовать сандалиями и котурнами,

выправлять туниками, юбками и каблуками.


Сама жизнь подвела женщин к тому,

что совершенно необходимо

иметь две, нет три, пары ног

и нравиться Всегда и Всем,

просыпаться и говорить себе:

сегодня, сейчас и Всегда у меня самые красивые ноги,

на любой вкус,

подходящие к будням, выходным и праздникам.


Можно упрекнуть Жаннетту в несерьезности,

но она ведь она не требовала дворцов и лимузинов,

а хотела стать совершеннее,

на одну пару ног.

Неясно, как она их меняла и где хранила,

но результаты были очевидны.


Трепетный Граф и Графиня-Золушка

поеживались при мысли

о таком желанном,

но огромном и безлесом Киеве.


Граф был не из тех принцев,

которые, после женитьб на золушках,

вечно пьяные пропадают на балах,

многозначительно коллекционируют тыквы

и крыс в ливреях.


Граф был собирателем искр.


Его Дом, построенный на огромной ступени холма,

притаился в окопе:

трехэтажный, но видный лишь наполовину,

с крепостными стенами метровой толщины

и высоченными потолками.

Ему хотелось и показаться, и спрятаться.

Многопалубный Ковчег,

застрявший в скале,

Приседающий Дом

на вершине холма.

Живя на верхней палубе,

Граф мог годами не сталкиваться

с нижними кочегарами, машинистами и поварами:

еда и дрова подавалась наверх в специальных лифтах.


Рядом с Домом

обрушивался Крутой спуск,

как веревочная лестница с откоса,

со стены неприступной крепости.

Подъем давался нелегко,

особенно зимой,

когда Всё покрывалось

льдом и снегом.


На стороне Графа под окнами ездили позолоченные кареты,

а на заднем дворе снизу кололи дрова

и складывали их в сараи.


Внутри Дом,

от узорчатых полов до лепки потолков,

располагал к изысканности,

игре на клавесине

и галантным танцам.

Символом Дома стал хрусталь.


Каждое утро Граф наблюдал,

как сверкали и переливались на солнце

бело-голубые грани и изгибы кристаллов

с каждым поворотом вазы.

В лунную ночь они выносили

полюбившуюся вазу на балкон

и ловили едва заметные

отблески Луны в хрустале.

Мечущийся Граф что-то искал,

на Графине были лучшие ночные ноги.

В этот миг

тыква становится каретой,

злобная крыса – услужливым кучером в золотой ливрее,

а Золушка – принцессой.


Но погода все чаще и чаще

оказывалась пасмурной,

лились нескончаемые дожди.


Выросший под носом Университет

и вовсе закрыл горизонт,

а построенный снизу круглый Рынок

воскурял запахи рыбы, еды и крови.

Балкон больше не радовал,

приходилось закрывать и окна.

Эпоха хрусталя прошла.


Нежный Граф обнаружил себя и Дом

выглядывающими из окопа

и припавшими к стопам лестницы Университета,

языческого храма с готической башней католического собора,

достроенной по просьбе Графини.


Дом, словно по нужде, присел в окопе,

выглядывая и озираясь,

в приспущенных штанах,

заголивший зад Рынку,

вопреки всем правилам военного искусства.

Не думал осторожный Граф,

что его так окружат со всех сторон.

Неспокойно было и в нижних трюмах —

там зрел бунт.


Задрав голову,

Граф смотрел на башню Университета,

который все рос и рос,

а Дом, казалось,

все больше уходил под землю.


Университет же с башней

свысока поглядывал

на полузарытый в землю домишко,

заливая презрением

крышу-каску с рогами дымовых труб,

наполняя им ров у Дома,

Крутой спуск до заболоченного Рынка

и делая мелкий Крещатик

полноводной рекой,

затапливающей даже городскую Управу.


В спину Дома дышали запахи Рынка,

крики гогочущих, кудахтающих, мычащих

и навсегда молчащих.


Графу долго снилось,

как он на Рынке в белом халате

бесплатно раздавал содержимое своего препарированного брюха.

При этом он прекрасно себя чувствовал,

шутил и смеялся,

приглашал Всех к себе домой

и был совершенно счастлив.

После таких снов Граф стал

чаще заглядывать на Рынок.

Одевался попроще,

терпел запах крови, рыбы

и что-то искал,

внимательно принюхиваясь и приглядываясь.


Дом философски отсиживался в окопе,

лукаво выглядывая из укрытия верхним этажом.

Он явно готовил какие-то сюрпризы.


А сама улица назвалась Круглоуниверситетской.

В этом имени скрывалась какая-то загадка.

За последнюю сотню лет его не разу не меняли,

ни во время войн, ни революций и оккупаций —

два полуповорота циркуля на карте,

спираль на холме,

знак вопроса

с точкой круглого Рынка внизу.

Это длинное сложное слово задевало и беспокоило Графа.

Он проходил по, теперь уже, Круглоуниверситетской

от Рынка до Дома

по нескольку раз

и Всегда задумывался.


Круг.

Университет.

И спуск.

Крутой спуск.


Чего-то здесь не хватало,

в этом Круге,

во вместилище мудрости.

Что-то резало слух.


Разогнавшись вверх,

по крутой спирали Круглоуниверситетской,

разорвав магическую черту Круга,

можно было выйти на правильную орбиту

и с самого низа, с Рынка,

минуя Университет,

взлететь прямо во дворец Президента,



Ваши рекомендации