– С другой стороны, мне нравятся его пьесы, – сказал Он о модном писателе. – В них есть жизнь, которой не хватает рассказам.
– Не люблю пьесы, – Она капризно сморщила носик. – Они хороши только на сцене.
У Нее было лицо дорогой штучной куклы, маленькие холеные руки и крестьянская грудь. Ноги были скрыты столиком, и Он уже третий час гадал, хороши они или нет. Они представлялись ему то основательно-пухлыми, то карикатурно-тонкими. Он старался не думать о том, что нижняя половина этой трефовой барышни, может статься, так же хороша, как и верхняя. Уже одной верхней хватило, чтобы его бедная молодая головушка покатилась колесом по склону.
– Не скажите, – возразил Он. – На сцене они звучат так, и только так, как их прочел режиссер. На бумаге же пьеса – перепутье, и читатель волен идти в любом направлении.
– Возможно… – Она сдержала зевок и посмотрела в окно. – Россия… Посмотрите, какой простор…
Он деликатно промолчал о том, что поезд шел по Малороссии, и осень 1919 года мало располагала к тому, чтобы назвать эту местность Россией. Он смотрел в окно и старался думать о просторе, но думал о Ее груди, на которую старался не смотреть.
Ему было стыдно за свои реплики, пресные, как тюремные галеты. Он любил то, о чем говорил, и умел говорить об этом хорошо. С друзьями, например. Что же до барышень, тут дело другое. То ли тон голоса подводил, то ли глаза выдавали юношескую трусливую похоть, но в роли донжуана он был никудышным оратором. Да и сама тема, которую он сейчас волоком тащил на себе, могла бы зажечь глаза провинциальной барышне, мечтающей покорить сцену, но никак не отзывалась в скучающей столичной девице, которая с детства приучена к театру наравне с уборной или теннисным кортом.
– Да-с – упрямо повторил Он. – В любом направлении… Антигерой, которого режиссер выставил полнейшим уродом, у автора пьесы создан многогранной и противоречивой фигурой. Читая его реплики с разными интонациями внутреннего голоса, мы вольны придать ему немалую привлекательность…
– Да… – Она вздохнула, колыхнув грудью, – А вот эти коровы… Они что, пасутся сами по себе?…
Он хотел ответить пошлостью о пастухе и пастушке, но промолчал. От отчаяния Ему пришла в голову мысль коснуться ее колена своим. Как бы невзначай. Вдруг пробежит искра, от которой зажгутся ее глаза?
Конец ознакомительного фрагмента.
