— Рассказывай, Настя.
— Здесь холодно. Я могу простыть и заболеть. Я беременна, Руслан.
Холодное, суровое лицо мужчины надвое пересекла мрачная усмешка. Он оседлал стул верхом и свесил руки со спинки стула. Снова, как и вчера, как и позавчера, я не смогла смотреть на него без содрогания. При одном взгляде на его сильные, перекачанные руки с толстыми жгутами вен под смуглой кожей в голове начинали роиться кошмары. Руслан приходил каждый день и повторял одну и ту же фразу:
— Рассказывай, Настя.
О чём? Что я должна ему рассказать? В чём он подозревал меня? Я снова вспомнила его слова, сказанные в приёмном отделении клиники. О том, что я сливала информацию. Какую информацию? Кому?
Я ничего такого не знала и тем более не делала. Почему меня подозревали в предательстве? На второй день заключения в тёмном, сыром подвале у меня сдали нервы. Истерика омрачила рассудок. Я плакала и выкрикивала обвинения, даже осмелилась подойти к Руслану очень близко и попыталась поцарапать его запястья. Он легонько толкнул меня на кровать, навис сверху и заставил заткнуться только одним взглядом.
Пугающий мужчина. Кем он приходился Суровому? Другом? Дальним родственником? Управляющим бизнесом? Ни на один из этих вопросов у меня не было ответа. Руслан не собирался отвечать. Он продолжал давить на меня морально и нарочно запер в подвале. Держал в клетке, как заключённую. В просторном, сыром помещении стоял только старый продавленный диван, с вытертым пледом. Это был единственный предмет мебели. В соседней комнатушке находился крохотный санузел: унитаз и кран, торчащий из стены, с холодной водой.
Третий день я здесь находилась. Меня начинал пробирать озноб и я не на шутку была встревожена: вдруг я простыну и заболею? Что тогда будет с моим ребёнком?
— Я беременна. Это ребёнок Сурового.
Руслан поскрёб щетину пальцам и внимательно посмотрел на меня. У него были тёмные, почти чёрные глаза, но с другим выражением, иначе, чем у Сурового.
Я была безразлична Руслану, нас с ним ничто не связывало. Это освобождало ему простор для действий. Заглянув в его глаза, пустые и холодные, я поняла, что он может избавиться от меня и не станет переживать по этому поводу.
— Говоришь, что беременна от Сурового? Это ещё надо проверить.
Я совсем не поняла смысла его слов.
— Что вы имеете в виду?! О какой проверке вы говорите?!
— Насколько я понял, Суровый не озадачил себя тестом ДНК на определение отцовства. Он поверил тебе на слово. Я не позволяю себе такой роскоши.
Слова Руслана прозвучали настолько неправдоподобно и отчасти нелепо, что я рассмеялась. Но смех был обречённым, невесёлым и прозвучал неуместно в стенах сырого подвала.
— Я вижу, что тебе весело. Думаешь, беременность тебя спасёт? Станет преградой? Сможет разжалобить? Не на тех напала, девочка.
— Не думаю. Глядя на вас, Руслан, я точно не надеюсь ни на что хорошее. Наверное, очень просто быть сильным, держа в подвале беременную девушку, в два, а то и в три раза меньше себя самого?
Руслан рассмеялся. Его смех эхом прокатился по полупустому, просторному помещению и даже отозвался внутри меня.
— Слабенькая попытка, Настя. Очень слабенькая. Я думал, что работая на Каримова, ты научилась врать получше.
— Я работала простой уборщицей. Не понимаю, почему вы мне не верите?!
— Все продажные девочки Каримова официально устроены уборщицами, официантками или офис-менеджерами. Так что это не самое надёжное оправдание.
Я устало прикрыла глаза и закуталась в плед, пахнущий сыростью и старьём. Если бы меня ещё морили голодом, я бы точно решила, что Руслан задумал избавиться от меня. Однако еду приносили исправно, простую, но сытную. Что ж… По крайней мере, если меня и планировали убить, то точно не заморить голодом.
— Ну?
Короткая реплика Руслана подстегнула мои измученные ожиданием нервы. Но реакция была не такой, как он рассчитывал. Я лишь устало посмотрела на мужчину и снова опустила вниз ресницы, отгородившись от него спасительной темнотой.
— Значит, ты не хочешь говорить по-хорошему.
— Будет по-плохому?
Руслан лишь зловеще ухмыльнулся и вышел, забрав стул. Дверь громыхнула особенно громко и единственная лампочка, едва рассеивающая темноту, тоже погасла. Теперь он решил отобрать у меня свет.
***
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем дверь подвала снова громыхнула, и в помещение проникла полоска света, падающая из коридора. В закрытом помещении, без окон, сложно было ориентироваться во времени. В полной темноте понятие времени вообще переставало иметь значение. Всё стиралось, становилось неважным. Мне даже казалось, что я сама перестаю существовать. В никуда утекала минута за минутой, и только монотонно капала вода из крана.
Кап. Кап. Кап.
Темнота.
— Эй, ты живая там?!
В голосе Руслана послышался… нет, не страх и даже не тревога. В голосе мужчины сквозило лёгкое недовольство тем, что я доставила ещё больше хлопот, чем он ожидал. Звук его шагов замер возле меня. Мужчина быстро распутал меня из пледа и обхватил лицо длинными пальцами, повертев его из стороны в сторону.
— Живая.
Его рука мгновенно опустилась вниз. Я с трудом села, дрожа всем телом.