«Миссис Ля Турнель отличалась некоторыми странностями. Ей перевалило за сорок, у нее была искусственная нога загадочного происхождения и страсть к театру. Больше всего она любила рассказывать истории об актерах и актрисах. Вряд ли Остины ожидали подобного, выбрав для дочерей эту школу в бывшем аббатстве. Ля Турнель не преподавала сама, ограничиваясь исполнением роли смотрительницы, или домоправительницы, в белом муслиновом переднике, с кружевными манжетами и большими плоскими бантами на чепце и на груди. Она восседала в гостиной, отделанной деревянными панелями, ковры на стене за ее спиной изображали могилы и плакучие ивы, а на полке над камином выстроился целый ряд миниатюр. По утрам, сидя у камина, она предлагала детям ранний завтрак – на треножнике черного дерева, который ученицы прозвали «котом», стояла большая тарелка с хлебом, намазанным маслом, и все это было довольно уютно. Молодым учительницам даже позволялось выходить к столу в папильотках. После завтрака племянница миссис Ля Турнель, мисс Браун, читала утренние молитвы, правда впечатление несколько портил настойчивый шепот ее тетки: «Поторапливайся!» – вызванный тем, что в соседней комнате дожидалась прачка»
Клэр Томалин, «Жизнь Джейн Остин»
Когда Джейн остин исполнилось восемь, а сестрице её Кассандре – десять, родители решили отправить девочек в пансион миссис Ля Турнель. Перспектива эта сестёр не очень обрадовала, но делать было нечего – с волей родителей не поспоришь.
В ночь перед отъездом Джейн и Кассандра долго не могли заснуть (впрочем, по разным причинам). Кассандра всё плакала и причитала:
– Ах, сестрица Джейн, что же теперь с нами будет?!
На что сестрица Джейн отвечала:
– Да ничего не будет! До Рождества перекантуемся как-нибудь, а там и домой.
– Думаешь? – утирая слёзы рукавом, с надеждой спрашивала Кассандра.
– Если прежде от кори не помрём, – добавляла, помедлив, Джейн.
Подобная ремарка, ясное дело, утешить никак не могла, и Кассандра принималась рыдать с новой силой.
Не то, чтобы Джейн не жалела сестру – жалела, да и сомнения по поводу будущего терзали её так же, как и Кассандру. Однако к жалости и сомнениям примешивалось ещё одно чувство, которое Джейн предпочитала оставить при себе. Как могли их родители так поступить! У самих же в собственном доме – школа! И что же? Чужие мальчишки носятся по коридорам, а собственных дочерей отправляют невесть куда! И пока Кассандра тихонько подвывала, зарывшись в подушки, Джейн набросала маленький рассказ об одном зажиточном семействе, которое решило отправить дочерей в пансион против воли последних. Как только экипаж с девочками скрылся в дорожной пыли, семейство тут же принялись поражать беды одна за другой. Сперва на отца семейства упал старый тополь и зашиб несчастного насмерть. Затем мать семейства разбил паралич, а все остальные домочадцы умерли от скоротечной чахотки. Имение сгорело, поражённое молниею, а крестьяне из соседней деревни стали считать место, где стоял дом, проклятым.
Поставив последнюю точку, Джейн удобно устроилась под одеялом и крепко уснула.
Настало утро расставания. Опухшая от слёз Кассандра и выспавшаяся Джейн стояли во дворе со своими узелками. Отец давал дочерям последние наставления, а мать тихо плакала, теребя уголок передника. Наконец тягостные минуты истекли, все обнялись на прощание, и Джейн с Кассандрой погрузились в экипаж.
Путешествие началось.
По прибытии на место Джейн и Кассандра сперва были немало озадачены, затем сильно удивлены, а затем и вовсе изумлены и поражены.
Во-первых, бывшее аббатство, превращённое в пансион миссис Ля Турнель, совсем не выглядело зловещим или унылым; даже старинное кладбище не наводило на обычные для таких мест мысли о бренности всего сущего и скоротечности жизни человеческой – напротив, поросшие веселым зелёным мхом каменные надгробия словно бы подмигивали и говорили: «Ну, торопиться-то совершенно незачем!»
