На толстом суку кряжистой, вцепившейся в песчаный обрыв, сосны, у дупла с резной дверцей, сидела тёмно-претёмная, сине-пресиняя ворониха. Посмотрела в даль светлую и перебрала лапками. Подвинулась. «Хлямц, хлямц», – на сук прикогтился большущий, c вепря – полугодка, ворон. С блестящей, только что из гипермаркета, упаковкой.
– Батарейки достал. К «Романтику», – сообщил он, перехватив упаковку когтистой лапой. – Включай!
И накормленный магнитофон-пенсионер, раритет лесного захолустья, запел хрипотцой: «А купец, мужик, иль воин попадал в дремучий лес…»
Дурным рёготом заорали грачи, всполошенные коварной змеёй – магнитофонной лентой.
«Кто зачем…», – и лес проглотил, вместе с кибиткой, задремавшего на облучке купчину.
«Кто с перепою…», – и понесло в дремучий бор мужичка, не шибко трезвого, да вместе с лошадёнкой.
«А кто сдуру в чащу лез!» – в сами-то дебри и помчался, вроде как за треухим зайцем, витязь на гнедом скакуне.
Очухались, поначалу, каждый сам по себе. Это потом уже вместе очухиваться стали, а сперва каждый оглядывался по отдельности. Но увидели одно и то же – большую лесную поляну из двух приплюснутых холмов, а меж ними – ложбина с колючим кустарником. Из этой ложбины выбрались, осмотрелись.
– А мы в заднице, однако! – заполошно завопил купчина.
– Гнедкó! – обрадовался дружина, увидев скакуна.
– Метко! – закручинился мужичина.
И давай они орать – буйствовать. А и то – завоешь тут. Орали, орали и разбудили Горючь-Пень. Который спал себе на опушке, прикинувшись для крепкого сна, стройной осиной («А то будут на мне всяку бурду распивать!»). Покряхтел Пень, вернулся в справное обличье и спросил:
– Ну што, кирдык?!
Купец, витязь и мужик замерли. Дара речи лишились. Глазели.
– Вот, значитца как! Непрошенные, значитца, незваные! Браконьеры?! – грозно спросил Горючь-Пень.
– Мо-ыа, на-уэ, ба-бое, – забормотала троица.
– Понятна! Фраера, значитца! – как будто обрадовался Пень.
– Куды нас эдак-то? – первым опомнился мужик.
– Ага, – брякнул купец.
– Где мы?! – рявкнул воин.
– В Западня́ке! – ответил Пень.
Можно было подумать, что Пень он и есть пень. Пенёк, в смысле. Слова «заповедник» не знает! Ан, нет.
– Лес непролазный, как западня! Потому и зовётся – Западняк, – пояснил Горючь-Пень.
И залился горючими слезами, такими горькими, такими горючими, что твоя полынь-настойка.
Мужик, глядя на него, тоже всплакнул. Воин насупился, теребя перерубленное в давнем бою ухо. Купец дважды потрогал зашитый в кафтан золотой тинъ1.
– Два путя у вас. Выбирайте: или убраться отсюдова, или клад искать.
Первое, понятно, выбраться захотелось, но… Вспомнил купчина свою заветну мечту – новый амбар, да с товаром! Загорелся дружина – возмечтал о болярской дочке, девице сахарной, с пряничными плечами и медовыми ляжками. Токмо, с чем свататься? С кольчужкой коротенькой? Мужик же подумал: «Авось! В хозяйстве сгодится!» А на этот самый «авось» спросил: «А убраться отсюдова как?»
– Энтого я не знаю. Про клад тоже. Но иттить вам вона по той тропинке. – Пень показал на едва приметную тропку, обернулся дубовым корнем и ушёл под землю. Досыпать.
– От, собака! – заругался витязь.
– Коряга трухлявая! – добавил мужик.
– Чево с товаром-то делать?! – озаботился купец.
Задумались. Но тут набежала одинокая тучка, побрызгала дождичком. Подогнала.
– Знакомиться давайте, – предложил купец и назвался: – Парфён.
– Парамон! – гордо выставил ногу витязь.
– Пархом, мы…, – невпопад проговорил мужик.
– Во как! – воскликнул торгаш.
– Гы! – сказал крестьянин.
– Эдак мы за ПАРимся, – задумался воитель.
И порешили так. Купца называть «Фон» («Как барона с Немечины!» – обрадовался он). Мужика «Хома» («Ладноть», – согласился тот). А витязя величать «Мина» («Бомбардой!» – гордо звякнул доспехом дружина). А назвался груздем – полезай в кузов. Теперь итти надо. А что с лошадями-конями делать? То-то!
– По тропе проведём! – решил Мина.
– Тебе хорошо, лыцарь! А я товар куда дену? – спросил Фон.
– Телегу жалко, – грустно покрутил бороду Хома.
– Может разделим поклажу? На трёх коней баулами? – купчина сделал бровки «домиком». Надеялся.
– Ишь чего! На скакуна барахло наваливать? Не дам! – возмущённо затопорщил рыжие усы воин.
А мужик согласился: «Пущай, чего там».
Так и втянулись в тропку: Первым Мина-витязь, ведя скакуна под уздцы. За ним Фон-торгаш, таща нагруженного рысака. Последним мужик Хома, понукая лошадёнку и пиная, попутно, разные поганки.
Широко ли, узенько ли, запетляла тропинка. Попетляла-попетляла и кончилась. А стало болото. А из него вылезло нечто ржавое и зелёно-склизкое и давай подпрыгивать, выпендривая коленца. Один глаз навыкате, другой – на макушке. Жаба, не жаба… В общем, Лягва.
– Кто к нам пришёл! – просипела она, будто обрадовалась.
– Конь в пальто! – грубо нахамил воин.
– Нелогично. Коня вижу, пальта – нет! – разумно заметила Лягва.
– Мы, эта… Заблудились…, – сообщил мужик.
– А вам какого пальта надоть? Зимнего? Али атласного? – засуетился купчина.
– Мне-то? А никакова! – гордо шмякнула лапами Лягва. – У меня этих пальтов – пруд пруди.
