1. 1 глава
Последние всполохи битвы догорели перед самым закатом. Казалось, заходящее солнце вместе с последним закатным лучом истощило и силы противоборствующих сторон... Замолкло громыхание стали, затихли все голоса, только слабый – если прислушаться – стон стоял над долиной: это стенали несчастные, не умевшие ни подняться, ни добрести до раскинувшегося у стен древнего Блэкнесса лазарета.
Замок манил, но казался неприступнее рая... И Бриана, бредя с фонарем по полю, усеянному телами, с трудом перебарывала озноб: вряд ли это было от холода – теплый плащ, подбитый мехами, защищал от любой непогоды – скорее от ужаса и тоски, переполнявших долину, как вино заполняет наполненный кубок. Здесь, прикрытый со всех сторон горными пиками, Лунный Дол представлялся огромною чашей, из которой черная скорбь изливалась волнами.
– Помогите, прошу, – простенал слабый голос, и Бриана уже привычно ответила:
– Помощь близко, ждать осталось недолго.
Фраза звучала двусмысленно, она поняла это в тот же момент, как впервые сказала: «Ждать осталось недолго... вы скоро умрете и обретете покой» – но раненых она успокаивала, и Бриана твердила ее снова и снова, не в силах придумать чего-то другого, все ее мысли сосредоточились на одном: она должна найти мужа.
Среди сотен и сотен раненых, мертвых тел она должна отыскать лорда Дугласа Блэкнесса.
И отыскать непременно живым!
С его смертью она и сама бы практически умирала: монастырь на острове Гроз теперь, по прошествии лет, представлялся ей мрачной могилой, в которой погребали живых. Она ни за что не хотела б вернуться туда, но кто спросит вдову, не подарившую мужу наследника?
Таков был закон: ссылать несостоявшуюся, как супруга, вдову в древний скит с промозглыми кельями. Негласное наказание, не иначе... И кому есть дело до той, что, являясь женой, мужа видела реже, чем собственного священника: постоянно в военных походах, в стычках с врагами, которым, казалось, не будет конца, лорд Дуглас Блэкнесс так и не удосужился зачать сына. Ну или дочь... Даже слабая девочка упрочила бы статус собственной матери. Но не было и ее... В чреве Брианы ни разу не раскрылся бутон новой жизни, она и женой-то была только по статусу – муж касался ее не чаще двух раз в году, да и то как-то наспех, как будто холодная сталь палаша казалась ему много приятнее теплой кожи супруги.
– Помогите во имя Дана... – вывел ее из задумчивости очередной хриплый голос, а в заскорузлый от впитавшейся в него крови подол длинного платья вцепилась чья-то рука.
– Помощь близ...
– Госпожа, это гунн, – упреждающе шепнул ей слуга. Враг, хотел он сказать, а такие милосердия недостойны! Но Бриана не ощущала к ним ненависти – только жалость, как к прочим. Все они жертвы одной и той же войны... Этот гунн, ее муж и она.
– Помощь близко, ждать осталось недолго, – прошептала она, склонившись, чтобы коснуться ледяных пальцев воина, что держали ее.
Он рвано всхлипнул, дернулся и выпустил подол ее платья. Бриана с комком в горле побрела дальше между телами...
Она должна найти мужа.
И найти непременно живым!
Всю свою юность Бриана провела в том самом ските на острове Гроз. Она попала в него, если верить рассказам монахинь, младенцем с еще не отвалившейся пуповиной: завернутая в дорогое тканое одеяльце, она была обнаружена под кустом цветущего вереска в Инвернессе, человек, нашедший ее, принес копошащийся сверток в монастырь молчаливых сестер-кармелиток, а те, посчитав, что она благородных кровей, переправили девочку в монастырь на острове Гроз. Именно в нем росли и старели благородные леди, так или иначе отвергнутые семьей или недобрыми обстоятельствами.
Там она и познакомилась с будущим мужем... Шотландию сотрясала очередная война, король Торнберн, как шептались в монастыре, бежал с семьей из столицы в замок Блэкнесс, свой самый неприступный оплот в Северных горах, и отгремевшая невдалеке битва долетала до монастырских сестер отголосками раненых воинов, что приходили к стенам монастыря с просьбой о помощи. Сестры принимали их в гостевой пристройке за главным зданием дормитория, врачевали их раны и погребали на кладбище за стенами, коли настойки и травы не помогали справляться с ранами, полученными в сражении. Потом их родным отправлялось письмо с сообщением об их славной кончине...
Бриана не видела славы в искалеченных в битве телах, но писать так было принято, и она тоже писала, когда сестра Агнесс поручала ей браться за письма. «Пиши, девочка, – говорила она, – пусть хотя бы твой почерк послужит утешением перенесшим утрату». В тот день убористым почерком с завитками, которому позавидовали бы переписчики древних свитков мужского монастыря (женщин к этому делу не допускали), Бриана написала одиннадцать писем и, ощутив ломоту в пальцах, шее и затекшей спине, решила выйти на солнечный свет и немного пройтись. День тогда выдался ясный, умытый росой сад сестры Марны с лечебными травами пряно благоухал розмарином, тмином и розовыми тигридиями, во дворе лазарета чуть колыхались на ветерке выстиранные бинты, а у ворот – и это привлекло внимание девушки в первую очередь – пререкалась с неизвестными сестра Исибэйл, привратница.
