1. 1.
— А всё-таки ты его боишься! — подкалывал сынок Подгорского старосты первую красавицу Орину. Компания чуть захмелевшей от вина и танцев молодежи — три парня и две девушки, — шумно возвращалась в селение после общей вечеринки.
— Конечно, боюсь!.. — статная девица суеверно оглянулась и поплевала через плечо. — И ты так не говори, Левко. Нехорошо это, вдруг узнают.
— Ага, наш особенный односельчанин сейчас не спит… тьфу, то есть, как раз сейчас спит, и летает вокруг нас, подслушивает… Уу-у-у-у! — Левко и двое подпевал, его верные приятели, изобразили буйное порхание вокруг головы Орины. Она назвала парней дурнями, и пошла быстрее.
— Куда, Орися, я тебя провожу! — погнался за ней Левко.
— Сама дойду! — девица резко развернулась, остановилась, шелковая коса темного золота гневно взметнулась: — Зря ты так говоришь о Марко. Он хороший парень, и он не виноват…
— Оооо! — хором застонали подпевалы сынка старосты, Хома и Грицик. — Орися заступается за дружка детства? Или их дружба продолжалась и после школы? Левко, ревнуй! Чего ты не ревнуешь? Ты должен был давно вызвать двоедушника на бой!
— И правда, дурни, — поддержала подругу молчаливая, вечно испуганная Тоня. — Разве можно так шутить? Ещё и под вечер!
— А что, я бы не отказался! — расхрабрился Левко. — Эй, Марко, выходи! Слышь, где ты там летаешь? Я не боюсь тебя! Спускайся на грешную землю и выходи на честный бой! Видали? Не идёт, боится! Девки, да что вы пищите, точно цыплята? Как можно бояться того, кого здесь нет!
— Ты не знаешь, Левко, — шепотом предостерегла Тоня. — Никто не знает, где он, и когда слышит нас, а когда — нет. Такие шутки не к добру.
— Да с кем ты говоришь? — презрительно поморщилась Орина. — Они трезвые-то мало что соображают, а сейчас, да ещё со страху, им море по колено! Хвастаются перед нами, а у самих поджилки трясутся. Идём домой, Тонь, пусть куролесят без нас.
Орина решительно взяла подругу под руку и ещё прибавила шаг. И в этот раз Левко ее не останавливал. Сынок старосты не привык, чтобы ему отказывали. Но дочка богатого коммерсанта тоже умела показать характер. У первого парня на деревне был выбор: бежать за ней, как собачий хвост, или сделать вид, что не очень-то и хотелось.
Левко не побежал.
— Да наплевать, — он сплюнул сквозь зубы. — Курицы! Всполошились от простых слов. Мы даже не ругались! Пойдемте, хлопцы, завернём к Дарке, у нее всегда для хороших людей стол накрыт. Выпьем, закусим, я угощаю!
— Нее, Лёв, — с сожалением отказались приятели.
— Меня мать на щепочки распилит, если поздно приду, — сказал Грицик.
— А меня батя пилит, — пожаловался Хома. — Сказал: «Явишься после заката, сам виноват». Он дядьке Сидору нажалуется, тот мне работу обещал, только лоботряса не возьмёт. Я на испытательном сроке, по струнке ходить должен.
— Эх, скучно с вами, — рассмеялся сын старосты, изобразив полную свободу и беззаботность. — Лады, до завтра! Доброй ноченьки!
Приятели простились с заводилой их компании, поспешили догонять Орину и Тоню, и с облегчением пересекли границу селения с белёными чистенькими хатами бедняков. Солидные бревенчатые усадьбы темнели ближе к центральной площади, но белые стены сейчас радовали больше башенок и высоких заборов.
Солнце уже садилось. А самая худшая примета в Подгорском — остаться одному далеко от дома после заката. Но Левко именно так и сделал. Назло дружкам завернул к живущей на отшибе Дарке, в доме у которой царило вечно неофициальное оживление.
«Притон!» — как гневно утверждал староста селения. Самые благонамеренные односельчане вслух его поддерживали. Но втайне, как и все остальные, радовались, что весёлая вдова Дарка вкусно готовит, пускает переночевать в гостевые комнаты, наливает чарочку домашней наливки… всё за очень умеренную плату. А куда податься культурно отдохнуть, если до ближайшей корчмы на перекрестке — километров десять. Это молодежи ничего не стоит бегать к соседям на танцы, а людям постарше что делать? Здесь у них — ни клуба, ни харчевни, ни постоялого двора, ни конной почтовой станции. Только голубятня для почтарей. Спасибо старосте, хоть на большие праздники оркестр играет и можно танцевать всю ночь. Но очень редко. Кроме праздников только два всеобщих развлечения: свадьбы да похороны. Прочие крестины да именины проходят в более узком кругу, не для всех.
Строгий староста успешно боролся с пороками общества, закрывая «притоны», выселяя неблагонадежных на самые дальние хутора, к лесу, за реку, а собственного сынка удержать в рамках не мог.
На прямую дорогу к дому Левко вышел не раньше полуночи. Сейчас только спуститься с невысокого холмика и вот оно — Подгорское. Как на ладони. Белеет в долине, точно ночная кувшинка в пруду. Большая круглая луна серебрила дорожку с холма, и загулявший сынок старосты не боялся заплутать. Хотя ноги слегка заплетались.
Луна светила в спину, тень парня ползла впереди него. В какой-то момент ему показалось, что тень двоится. Левко был не настолько пьян, чтобы не понять — две тени для него одного слишком много. Он резко обернулся:
— Ты?! Чего те…
В свете луны блеснуло лезвие длинного кривого ножа. Больше Левко ничего сказать не успел.
