Маленький японский телевизор изрыгал из своего нутра в пространство комнаты сцены типичной российской неустроенности, моральной грязи давно начавшего разлагаться общества с буйной роскошью охамевшей «братвы» не той, что так недавно держала всех в страхе, вызывая ненависть и зависть обманутых граждан, нет, это была другая «братва», вполне добропорядочная и даже имеющая вполне человеческий облик. А что ещё можно ожидать от «новостей», целыми днями занимавших телевизионный эфир? Да и телевизор-то Мила включила только от нечего делать. Во-первых, ей было жутко от одиночества в этих четырёх стенах с жёлтыми обоями. Обои остались ещё от прежних жильцов, которые съехали месяц назад практически сразу же после сделки купли-продажи жилплощади. Во-вторых, из головы всё ещё не выходила трагическая гибель подруги детства Надежды, ведь в последние годы они были так близки, переписывались особенно после развода Милы. Личная жизнь Надежды тоже не складывалась, именно это и послужило зароком их крепкой дружбы. И не только это, они вместе увлекались бадминтоном, аэробикой и всем тем, что делает женщину активной, подвижной и раскрепощённой, они читали одни и те же книги, обеим нравился Солженицын, Блок и вообще всё, что может оценить только лишь искушённый в жизни русский человек с острым умом, обе посещали одни и те же выставки и строили планы о совместном бизнесе, правда всё это больше смахивало на несбыточные мечты.
Весть о гибели Нади Мила восприняла так, как может воспринять близкая подруга. Не было рыданий, истошных воплей, все слёзы Мила держала внутри себя, внешне она была похожа на погружённую в себя хрупкую некрасивую женщину, для которой красота стоит совсем не на первом месте. Надя была красивой стройной, большеглазой с длинными каштановыми волосами и тонкой шеей, ей завидовали все кроме Милы, так как она ценила прежде всего то, что необъяснимо обычным набором человеческих слов. Она ценила простоту в противоположность напыщенности и высокомерию, скромность, порядочность, такт и ещё чуточку юмора. Всеми этими качествами без сомнения обладала Надежда. Да, сейчас в совершенно пустой квартире ей было совсем одиноко, жутко, она ходила из угла в угол, бралась за газеты, но тут же отбрасывала их в сторону, наливала кофе. Затем, в конце концов, устав от всего этого, открыла школьный альбом и на первой же странице внимательно всмотрелась в до боли знакомое фото.
Это была фотография Нади в день выпускного бала тринадцать лет назад, когда они, наивные школьницы, вдруг решили, что вся жизнь у них впереди, и все желания исполнятся, стоит только захотеть. Всё было не так, намного сложнее, запутаннее, их ждала суровая битва за своё место под Солнцем, которую они чаще проигрывали, чем выигрывали, однако всегда поддерживали друг друга. Из глубины любительского фото на неё глядело задорное лицо Нади в роскошном розовом платье, сшитом специально на заказ для выпускного. Надя улыбалась своей простодушной улыбкой, на пухленьких щёчках играли ямочки, но зелёные глаза её по-прежнему оставались серьёзными, и это только сейчас заметила Мила. Раньше ей казалось, что Надька была хохотушкой, от неё не могла устать ни одна компания, потому что она всегда классно шутила, рассказывала анекдоты, одному богу известно, сколько она знала этих анекдотов. Теперь же Мила взглянула на подругу детства совсем иными глазами, словно ей приоткрылась невидимая сторона её души, куда Надежда никого не впускала. Увы, она никогда не замечала этого. Хотя однажды был такой миг, когда глаза Нади стали такими же серьёзными, как сейчас, но это длилось всего лишь миг, не больше, когда поздно вечером они возвращались со дня рождения легендарного Димы Степанова – всеобщего любимчика 10 «б» Каменской средней школы. Недалеко от шоссейной дороги они увидели отброшенную в сторону сбитую дворнягу изнурённую, грязную в луже крови. Дворняга скулила.
На глаза Нади навернулись слёзы, она подошла к умирающему псу и едва слышно сказала: «Знаешь, Мила, я очень боюсь смерти».
«Почему?»
«Потому что умирать всегда больно».
…Потому что умирать всегда больно… Эти страшные слова словно эхом записались в памяти Милы, и до сих пор она не могла от них отделаться.
Надежда погибла пол года назад, когда огромный КАМАЗ врезался в её автомобиль. Говорили, она жутко выглядела, даже судмедэксперт Василий Сергеевич Тихомиров отметил, что таких изуродованных трупов он ещё никогда не видел. Трупов… Для Милы Надя никогда не станет трупом, она будет всегда жить в её памяти. Закрыв альбом, Мила задумалась. А был ли у Нади любовник, ведь в письмах, её письмах вот уж как год она находила упоминания о каком-то мужчине друге её детства, который был настоящим джентльменом, регулярно дарил цветы, устраивал романтические ужины в ресторанах при свечах, встречал её с работы на своём мерседесе и увозил далеко от этой обыденной суеты и хаоса. Друг детства? Неужели у Нади был друг детства? Мила знала о подруге всё или почти всё, не считая первых двенадцати лет, когда Надежда жила совсем в другом городе, у неё был свой круг общения, свои интересы, свои привязанности. Да и какое это имеет значение сейчас, когда Нади уже нет. Что ей до того, кто был её любовником, которого она так тщательно скрывала, а может просто не хотела рассказывать подробно о той жизни. Кстати, возможно, поэтому в последние три недели перед гибелью Надежды они чуть отдалились друг от друга, в их отношениях появилась какая-то стена, которую так чувствовала Мила, ей казалось, что Надя что-то не договаривала, меньше стала делиться с ней, как с подругой. Да, так случается всегда между бабами, когда на горизонте появляется силуэт страстного героя, романтического рыцаря, мужа, в конце концов.
