Век минувший: смена и связь поколений
О двадцатом веке, как одном из самых кровавых в истории человечества, о том, что он железным катком прошелся по судьбам миллионов людей, могут засвидетельствовать все, кто жил в это время.
Осип Мандельштам, выдающийся русский поэт Серебряного века, наряду с Пастернаком, Ахматовой и Цветаевой, назвал его не иначе как «Веком – волкодавом». Свои ощущения он передал на грани отчаяния:
«За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей, —
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей:
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей.
Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,
Ни кровавых костей в колесе,
Чтоб сияли всю ночь голубые песцы
Мне в своей первобытной красе.
Уведи меня в ночь, где течет Енисей
И сосна до звезды достает,
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьет».
Отношения с советской властью у него складывались неоднозначно. Ему нравилась идея создания нового государства. Она сулила перерождение общества, человеческой природы. Однако, неприятие методов большевиков, особенно в крайне тяжелые для советских людей 30-е годы, выразились у него в нелицеприятные строки о вожде: «Мы живем над собою не чуя страны. Наши речи за десять шагов не слышны. А где хватит на полразговорца. Там припомнят кремлевского горца».
Поэт противопоставляет себя окружающей действительности. Он не хочет быть настигнутым врасплох, как затравленный волк волкодавом, а намерен бороться, погибнуть лицом к лицу с противником как равный. А ведь в то время многие не желали видеть «трусов», «хлипкую грязцу», «кровавые кости в колесе». Его арестовали, отправили в ссылку, где он умер от тифа недалеко от Владивостока.
Власти требовали от своих подданных полного подчинения. Тому, кто дорожил честью, приходилось жертвовать жизнью. А многие приспосабливались и система щедро вознаграждала их. В Курганском областном госпитале для ветеранов войны мой знакомый по Дальнему востоку Пётр Егорович Исаков рассказывал, что его брат охранял политзаключенных на Магадане, вернулся домой в 1953 году, ноги его были обмотаны портянками с набитыми денежными купюрами. А мою маму, учительницу школы, во время войны за то, что она отказалась написать донос на одного из немцев-переселенцев по надуманному предлогу, комендант села столкнул с крыльца конторы. Она получила ушибы и не смогла пойти на работу. О, времена! О, нравы!
Оглядываясь назад (отец мой родился за два года до Октябрьской революции, а мама на год позже) проникаешься сочувствием к поколению, которому выпала страшная доля беспощадной революции и кровавой Гражданской войны, тяжелая судьба, связанная с голодом и репрессиями, жертвами и лишениями в годы Великой Отечественной войны. Эти годы оставили глубокий след не только в судьбах людей того времени, моих родителей и родственников, но и всех родившихся после войны, особенно молодежи 60-х – 70-х годов, которым партия клятвенно обещала, что несмотря на трудности все они будут жить при коммунизме, а также разочаровавшемся во всем поколении молодежи времен перестройки и распада Советского Союза.
