Баю, баюшки, баю
Не ложись на краю.
Придет серенький волчок
И ухватил за бочок…
(Колыбельная)
Когда Энди Бровику было пять, его мама и папа как-то раз отправились провожать домой тетю Ивонн. Время было позднее, тетя порядком поднабралась, отмечая повышение по работе, да и жили они тогда в районе не настолько благополучном, чтобы отпускать одинокую женщину домой без сопровождения. Тем более, женщину-родственницу.
В общем, они ушли, а Энди остался один.
Мама уложила его в кроватку, поцеловала в лобик, подоткнула одеяло, включила ночник в углу. «Не пугайся, маленький, мы вернемся через полчаса», – сказала она.
И Энди ничего не оставалось, кроме как кивнуть в ответ.
Сначала он по-честному пытался уснуть, но тут подействовал закон, который, когда вырастет, он назовет «законом обратной вероятности»: чтобы перестать бояться надо уснуть, но чем больше боишься, тем труднее это сделать.
Обратным образом этот закон действовал, если ребенка пугали Фредди Крюгером, но до того момента, как Энди посмотрит «Кошмар на улице Вязов», пройдет еще много лет. Так что закон обратной вероятности пока действовал в полную силу.
Итак, Энди безуспешно пытался заснуть, а в это время по стенам его детской танцевали страшные тени, и бука под кроватью, уже разминал лапы, готовясь вылезти наружу… Мамы с папой не было. Уже потом он узнает, что они зашли к Ивонн на чашечку чая и засиделись, полагая, что их ребенок давно видит десятый сон… Но Энди-то тогда этого не знал.
Он сидел, с ног до головы укутавшись в одеяло, и прислушивался к звукам. Их большой старый дом, чьи шорохи и поскрипывания днем воспринимались совершенно нормально, ночью наполнился монстрами, которые только и ждали, когда наконец из-под одеяла покажется хоть пальчик, хоть ушко, хоть маленький краешек Энди.
Полчаса по представлениям Энди уже давно прошло, а мамы с папой все не было, и он начал воображать себе всякие страсти. Что если по дороге к тете Ивонн их подкараулил убийца с топором, которого Энди случайно увидел в фильме (ужастики не были в списке фильмов, разрешенных для просмотра, но спускаясь ночью на кухню за водой он как-то случайно увидел, как родители смотрели такой фильм в гостиной)? Эти мысли не наполняли Энди спокойствием, но, что хуже всего, он еще и захотел в туалет. Он точно помнил, что перед тем, как лечь в кровать, сделал пи-пи (тетя Ивонн в это время пила свой пятый по счету бокал шампанского и громко рассказывала, что босс у нее «мужик ничего»), но теперь хотел снова, и с каждой минутой все сильнее и сильнее.
Туалет был совсем недалеко – прямо по коридору и немного налево, но Энди, обычно вовсе не замечавшему это расстояние, путь до него представлялся дорогой в сотни километров. Будь дома родители, дело другое, но теперь, когда их не было, кто сможет помешать буке, затаившемуся в темноте, схватить Энди? Кто не даст гигантскому пауку, засевшему на потолке, протянуть вниз длинные мохнатые лапы? На нескольких метрах по коридору по пути в туалет Энди ждали миллионы монстров, и бесполезно было уверять, что монстров не существует. Они были, и факт веры или неверия в их существование самих монстров ни капельки не волновал.
А мамы и папы все не было, и с каждой минутой писать хотелось все больше и больше. Наконец, как затравленный зверек, Энди высунулся из-под одеяла и осмотрелся. Прямо перед ним, всего в нескольких шагах впереди, зиял черный провал коридора. Слева от кровати – тумбочка, немного подальше письменный стол, боком к нему стоит шкаф. Ничего, совсем ничегошеньки, нет даже пустого стакана, куда он мог бы сделать пи-пи.
Время шло. Боль в мочевом пузыре все усиливалась, Энди даже руки прижал к промежности, силясь потерпеть еще немного. Немного, совсем чуть-чуть… ровно столько, сколько надо, чтобы пришли родители, и он мог спокойно пойти в туалет. Не вышло. Он держался как мог, но все же в какой-то момент ощутил, как тонкая теплая струйка побежала по внутренней стороне бедра, как она становилась все шире и шире… и, наконец, хлынула полноводным потоком, когда Энди перестал бороться с собой.
Тепло и чувство облегчения на несколько минут позволили расслабиться, но вскоре мокрая постель стала негостеприимной и холодной, намокла и пижамка Энди, а по комнате распространился неприятный запах мочи. И в этот момент щелкнула, наконец, входная дверь, и послышался голос мамы, что-то увлеченно говорящей отцу. А Энди закричал, словно его режут, и вот уже каблуки высоких маминых сапог застучали по лестнице, и она встала на пороге детской, включила свет, от которого разбежались в стороны засевшие по углам чудовища… все ради того, чтобы увидеть своего малыша не сладко спящим, а вполне бодрым, красным от слез и обоссанным с ног до головы.
Черт, потом она говорила, у него даже волосы были мокрыми от мочи!
Уже позже, когда Энди был вымыт, а кровать его просушена и застелена чистым бельем, он вновь лежал под одеялом, тихо как мышка, слушая, как внизу его родители орут, виня друг на друга за произошедшее.
А утром папа собрал вещи и съехал от них навсегда. И еще много-много лет после этого Энди винил себя и свой нетерпеливый мочевой пузырь за развод родителей. Он винил себя даже когда давно вырос и понял, что дело было вовсе не в ребенке, не умеющем удержать в себе мочу.
