Бывают моменты, когда ты летишь на крыльях. Любви, удачи, победы…
Я точно знаю – бывают.
Но бывают и моменты, когда ты падаешь, падаешь, падаешь… и неважно, что ты сейчас твердо стоишь на ногах, а не находишься в кабине лифта. Ты падаешь в бездонную черную яму.
Или в зрачки другого человека.
Сегодня со мной это уже третий раз.
– Зая, ну ты понимаешь, так получилось…
Понимаю.
Что я понимаю?
С утра я поняла, что весь мой опыт, все таланты, умения и навыки ничтожны перед деньгами, связями и истериками. Да, вот так.
Мишка, хозяин клуба, в котором я работаю, очень долго извиняется. И в глаза мне не глядит принципиально. Потом уж со злостью хлопает бокал коньяка и рявкает от души:
– Зойка, какого х…! Эта дура тебя просто приревновала, вот и все!
– Мишка, тебе чем поклясться?! Я даже повода не давала!
– И плевать, что тебе ее пузырь сорок лет не нужен! Хватит и того, что ты ему улыбнулась. Целых два раза.
– Я ему, кажется, просто сказала, что жена сейчас освободится…
Означенного «пузыря» я почти не помнила – к чему? Это своих подопечных я запоминаю надолго и всерьез, а их родственников фильтрую как незначительную информацию. Вот будут у меня заниматься – запомню.
Кажется, мужчина. Полный, важный, щекастый… мне такие никогда не нравились. Предпочитаю совсем другой тип. Да и замужем я…
– Ты! Сказала! Зайка, если б ты видела, как выглядишь…
– Видела.
После тренировки?
Мокрая, усталая, измотанная, без косметики и в любимой полинявшей маечке – чучело огородное смотрится лучше. А что? Нет? Я ж не просто тренирую девчонок, я и сама с ними выкладываюсь.
Мишка качает головой.
– Не видела. Ты как лампочка светишься. И тут уж плевать… ты знаешь, сколько у меня твой телефон просили? Десятками!
– Все равно ты меня увольняешь.
– Эта дура – дочь Волковского, а они с нашим шефом кореша. И, Зай…
– Да?
– Ты бы пока уехала из Москвы, а? В ближайший год ты тут точно работы не найдешь, эта стерва постаралась тебе все перекрыть.
Я только плечами пожимаю.
Ну и ладно. Мы с мужем давно хотели завести ребенка. Будет куда потратить этот год. А что до денег – не пропадем. У нас достаточно отложено, чтобы прожить и три года. Если, конечно, очередного кризиса не случится.
Но все равно – ощущение падения. И обиды.
За что?
А вот просто так! Тапком – и по носу! Во имя высшей подлючести и мерзавности! Не расслабляйся, Зойка!
* * *
Второе осознание реальности происходит в поликлинике.
Дорогой, между прочим. И не за паркетные полы тут платят. Полы как раз самые простые, плитка, кажется, еще с советских времен осталась. Врачи тоже не анкетные. Бо́льшую часть я давно и прочно знаю, еще со времен своей спортивной карьеры.
Я не сказала?
Когда-то гимнастка, теперь – фитнес-тренер. Заодно веду восточные танцы, стрип-пластику и аэробику. Специалист-многостаночник. Хоть на шесте, хоть без шеста.
Так многие спортсмены кончают, знаете ли. Глядя в телевизор, восхищаясь олимпийцами и планируя блистательные карьеры для детей – советую помнить. На одну пробившуюся приходится десять тысяч съеденных. Растоптанных, сломавшихся или – мой случай – просто вышедших в тираж.
К примеру, балерина не должна быть выше определенного роста. Сто шестьдесят пять – и не больше пятидесяти килограммов веса. А то и меньше. Переросла?
Свободна, детка. Или пляши всю жизнь в седьмом ряду на пруду.
С другой стороны, если в тебе те же сто шестьдесят пять сантиметров, ты можешь всю жизнь пробиваться в баскетбол. Упорно и безрезультатно.
Единичные исключения, увы, только подтверждают правило. И то – частенько стоит посмотреть родственников и друзей тех самых исключений.
Остальные… единицы из нашего потока устроились нормально – по их меркам. Кто-то работает в школе, кто-то, как я, по спортзалам. А сколько спилось? Скололось? Ушло в криминал?
Я не знаю статистики, я вижу своих однокурсников. И результат печален.
Поток – по сто человек на курсе. Живы-здоровы человек десять. Успеха не добился никто. Такого, оглушительного, чтобы на всю страну прогреметь. Я еще более-менее устроена.
Дом, семья, работа… была.
Ладно. Займемся ребенком.
И тут мне прилетает тапком второй раз. В поликлинике светло, уютно, пахнет чем-то неуловимо медицинским, а я себя чувствую как в глубоком подвале.
– Вы бесплодны.
– К-как?
Гинеколог смотрит на меня серьезно и спокойно.
– Вы же спортсменка в прошлом? Правильно?
– Да.
– Нагрузки. Плюс простывали в детстве, верно?
– Ну да… на сборы ездила…
До сих пор раз в месяц такие боли, что едва таблетками спасаюсь. Но лечить было некогда. А теперь…
Поздно.
Слово звучит приговором.
Я могу усыновить ребенка, но не родить своего. Даже яйцеклетку для суррогатной матери у меня взять не получится. Увы. И об этом надо сказать мужу.
Я встаю из удобного кресла в кабинете врача, но это внешне. А внутренне я словно падаю. В глубокий темный колодец без дна. Но меня ведь есть кому подхватить. Мы с мужем договорились сегодня поужинать в ресторане.
* * *
– Зай, тут такое дело…
– Какое?
– Ну… я… и Оля…
Он сидит напротив. Кудрявый, симпатичный, высокий, стройный, мечта половины женщин в этом зале. А мне хочется выплеснуть на него вино, расцарапать ему щеки, закричать.
