Для четырнадцатилетнего Джека Стюарта всё началось 16 апреля 1963 года.
Его младшая сестра Джилл заболела и лежала в постели с температурой и кашлем последние несколько дней. Сегодня ей определённо было лучше, но не настолько, чтобы родители могли оставить её без присмотра.
Ухаживать за Джилл не входило в число любимых обязанностей Джека. При родителях она вела себя послушно. Но стоило им остаться наедине, и Джилл во всей красе проявляла свой капризный характер. И всё же этим вечером необходимость сидеть с сестрой Джек воспринял с радостью. Он ненавидел ходить в гости к друзьям родителей. Хуже этого были только семейные встречи, когда к ним приезжали миссис и мисс Экклстоун – мать и незамужняя сестра миссис Стюарт. Чопорные, морщинистые, с извечно кислым выражением лица, как будто только что сжевали по дольке лимона.
Дурацкий костюм с бабочкой, дурацкая вежливая улыбка и бесконечные замечания от матери. При посторонних она как будто специально с ещё большим энтузиазмом указывала на все недостатки Джека, истинные или существующие только в её воображении, и демонстрировала окружающим, как старательно мальчик спешил их исправить. В присутствии немолодых снобок-родственниц это проявлялось ещё сильнее, а те, в свою очередь, всегда были готовы подхватить критику.
– Джек, убери локти со стола, ты меня позоришь! – поджав губы, говорила миссис Стюарт. Когда-то, наверное, она была молодой и красивой. Иначе зачем бы отцу было жениться на такой стерве?.. Джек стыдился таких мыслей. Но порой не мог от них отделаться.
– Ведёт себя, словно вырос в трущобах! – миссис Экклстоун попеременно то кивала головой в согласии с дочерью, то качала ею, выражая недовольство внуком.
– Джек, не делай такое лицо! – одёргивала его миссис Стюарт.
– Какое такое? – с виноватым недоумением тихо спрашивал Джек. Это был ужин в честь его, Джека, дня рождения. Но он был вынужден натянуто улыбаться и смиренно кивать головой вместо того, чтобы радоваться и веселиться. Даже пять фунтов – подарок небывалой щедрости, который сделали ему бабушка и тётя, не поднимали Джеку настроение.
– Не дерзи мне!
Джек в поисках поддержки бросал взгляд на отца, но тот только с раздражением разрезал на тарелке кусок мяса и молчал. Поседевший, худой, сутулый, он как будто и не был хозяином в собственном доме.
Джек, затравленный бесконечными придирками матери, рос тихим, замкнутым мальчиком и до дрожи в коленках боялся родительского гнева, спровоцировать который было совсем не сложно.
В доме Стюартов царила строгая, почти спартанская атмосфера. И остаться вечером дома без родителей означало, что на несколько часов Джек с сестрой будут предоставлены сами себе, без бесконечных упрёков и укоров. Вот Джек и был благодарен холодной Лондонской погоде, микробам, про которых пока мало что знал, и самой Джилл, которая умудрилась так кстати подхватить простуду. Он даже был готов в разумных пределах выполнять её маленькие прихоти.
– Джек, принеси мне ещё чай! – хрипло крикнула Джилл из своей комнаты и закашлялась.
Джек подозревал, что в этом кашле уже было почти одно лишь притворство.
Он заглянул в комнату сестры и долгим внимательным взглядом оценил её внешний вид. Честно говоря, даже с бронхитом она выглядела лучше, чем он здоровый. Её бледность можно было назвать аристократической, его – болезненной. Она была стройной, складной двенадцатилетней девочкой; он – угловатым, худым подростком. Её большие тёмные глаза вызывали у окружающих умиление, его – только подчёркивали излишнюю худобу. Её тёмные волосы аккуратно обрамляли овал лица с утончённо заострённым подбородком, его – ещё больше оттеняли неестественно белую кожу. Они были очень похожи друг на друга, но вместе с тем между ними была пропасть отличий.
– Ты как себя чувствуешь? – спросил Джек.
Джилл вместо ответа подозрительно прищурилась.
– Я хотел посмотреть вечером одну передачу по телевизору, – сказал Джек. – Если ты чувствуешь себя достаточно хорошо, можешь посмотреть со мной.
– Мама не разрешила смотреть телевизор, – сказала Джилл.
– Знаю, – сказал Джек и протянул сестре ложку с микстурой. – Но ты же ей не расскажешь?
Джилл проглотила горькое лекарство, скривилась и с сомнением покачала головой. Она бы и сама с удовольствием посмотрела телевизор, хотя и не знала, о какой передаче шла речь. Но что, если родители всё-таки как-нибудь узнают?
– Ну что? Идёшь со мной? – снова спросил Джек, с лёгкими нотками нетерпения, которых Джилл совсем не привыкла от него слышать.
– Хорошо, – наконец она решительно согласилась. Соблазн был велик! И надо ведь было пользоваться случаем, что они остались дома одни!
Джек удовлетворённо кивнул и отправился на кухню ставить чайник. Джилл подхватила с кровати своё одеяло и перебралась в гостиную, куда через несколько минут пришёл и Джек. Он включил телевизор и уселся на ковёр прямо перед ним.
Шоу вот-вот должно было начаться, и Джек нетерпеливо ёрзал на месте. Передачи, в которых показывали рок-музыкантов, были в доме Стюартов под особым запретом. Единственное место, где Джек мог услышать рок-н-ролл – это в гостях у своего лучшего друга Флетчера Миллса, чьи родители не отличались столь консервативными взглядами на воспитание сына и позволяли ему самому решать, что слушать, что смотреть и что делать. Неудивительно, что чем больше мистер и, особенно, миссис Стюарт узнавали о мировоззрении Миллсов, тем с большим скрипом отпускали Джека к ним в дом.
