1. Глава 1. ОНА
«Аборт пятно на всю жизнь!» — укоризненно глядит на меня надпись со стены. И крохотный малыш на том же плакате. Улыбается…
Не смотри, дура! Не смотри.
Опускаю взгляд. Дрожащей рукой стучу в дверь кабинета, где решится моя судьба. Приоткрываю.
— Ожидайте! — будто цербер из преисподней. — Вас вызовут!
Закрываю. Падаю на стул у двери.
Я знаю, что буду гореть в аду за свое решение. Потому что я чудовище. И нет мне никаких оправданий.
Я пришла на аборт не по показаниям. Ни угрозы жизни. Ни болезней.
Я абсолютно здоровая молодая мама. Вернее… могла бы ей стать. Если бы не пришла прервать не начавшуюся жизнь невинного ангелочка.
Всего лишь из-за того, что он был зачат мерзким животным. Которого я когда-то по наивной глупости любила.
Меня трясет уже всем телом. Будто я замерзла. Даже дергает слегка.
Не знаю куда деть руки, вдруг ставшие лишними. Обнимаю себя за плечи, пытаясь согреться. Откидываюсь на стуле, и приподнимаю голову, стараясь сдержать слезы.
«Не убивай меня, мама…» — прямо перед глазами.
Всхлипываю от рыданий, рвущихся наружу. До крови прикусываю губу и прячу лицо в ладони.
— Прости… — шепчу сквозь слезы. — Прости меня…
Раскачиваюсь на стуле, как пациентка психбольницы.
— Успокаивайся, дорогуша, — цербер выглядывает из кабинета. — И проходи в кресло.
Отнимаю руки от лица. Смотрю на взбитую женщину в белом халате.
— П-подождите, — шепчу умоляюще, обнимаю руками живот. — Мне пару минут всего надо. П-подум-мать…
— А че тут уже думать? — зло отзывается доктор. — Это надо было делать, когда ноги раздвигала!
Перестаю всхлипывать. Приосаниваюсь, стараясь не дрожать:
— Тогда это чудовище еще не уничтожило мою семью! — цежу я, глядя хамке в глаза.
И улыбаюсь, глотая слезы, как все та же пациентка психиатрички.
Тетка, встрепенувшись, щелкает языком:
— У тебя две минуты! — скрывается за дверью.
Откидываю голову на стенку, нарочно ударившись посильнее, чтобы уже в чувства себя привести. Закрываю глаза, чтобы не видеть всех этих плакатов бесячих!
Надо срочно успокоиться. А я пока с трудом сдерживаюсь, чтобы не выть в голос. Какое уж там спокойствие. Еще и за две минуты.
Вот бы время остановилось. Или весь мир вымер. Или хотя бы один конкретный мерзавец! Тогда у меня не было бы повода оставаться здесь… Но это все, что я могу сделать, чтобы отомстить.
Он забрал у меня мою семью. Но так как у него самого никого нет, единственное, чего я могу его лишить в ответ, это его ребенок. Мой ребенок. Наш…
— И какого хера ты тут делаешь? — рокочет над головой до омерзительных мурашек знакомый голос.
Вздрагиваю и открываю глаза.
Нет… нет, только не он!
Огромный как скала. Красивый, как сам дьявол. А ведь раньше я считала его едва ли не богом…
Алексей Мансуров — мой худший кошмар. Мое проклятие.
Смотрит на меня ненавидяще своими черными глазами. Вижу, как под густой бородой желваки играют.
— Значит решила избавиться от моего ребенка, — цедит он, — даже не сообщив мне о нем?!
Вот черт… он все знает!
Вскакиваю на ноги. Хватаюсь за ручку спасительной двери. Но он ловит меня за косу и, наматывая ее на кулак, притягивает меня к себе. Разворачивает к себе лицом:
— Я задал вопрос, Мая, — требует зло.
— Не. Ваше. Дело! — выплевываю я, пытаясь вырваться.
Встряхивает меня, натягивая мои волосы на своем кулаке:
— Ошибаешься, — шипит мне в лицо. — Все, что связанно с моим ребенком — мое дело! И если ты посмеешь ему навредить, клянусь, — выдыхает и на полном серьезе продолжает, — я убью тебя, Пчелка.
И от того больнее, что он до сих пор использует мое детское прозвище. Будто ничего не изменилось. Будто я все еще маленькая Пчелка Майя, а он дядя Леша, который на каждый праздник присылает нам с братом подарки и неизменно дарит мне цветы при каждой встрече. Единственный.
У меня в глазах слезы собираются. Как же я его любила…
Дверь в кабинет открывается:
— Барышня, долго вас ждать?!
— Она не идет, — отвечает за меня мерзавец.
— Спасите меня, — шепчу я, бросая умоляющий взгляд на женщину. — Он — тот, о ком я вам только что говорила!
— Семейные разборки — не мой профиль! — она хлопает дверью.
Я с отчаянием возвращаю взгляд глаза в глаза самой большой опасности в моей жизни. Самой большой ошибке.
— Дядь Леш, — шепчу я сквозь слезы. — Ну отпустите вы меня, умоляю…
Вижу, как взгляд его темных глаз смягчается. И рука в моих волосах тяжелеет. Он проводит костяшками пальцев по моему подбородку, собирая мои слезы.
— Не могу, Пчелка, — хрипит он. — Я обещал твоему отцу, что позабочусь о тебе.
— Ненавижу! — шиплю я. — Да как у вас язык поворачивается приплетать сюда моего отца! После всего… Чудовище! Отпустите меня! Вы не имеете права ко мне прикасаться!
Его лицо опять становится непроницаемым. Он снова встряхивает меня за волосы. Грубо притягивает к себе за талию, вжимая в свое тело, явно демонстрируя кто здесь хозяин:
— Еще как имею! И буду прикасаться! Ведь матерью моего ребенка может быть только… моя жена!
— Ч-что? — меня еще сильнее колотит. Голова кружится. Ноги подкашиваются.
— Хочешь ты того или нет, мы сейчас едем в ЗАГС.
— Я отказываюсь!
— Вне зависимости от твоего ответа, нас поженят, — безразлично отвечает он. — Я бы мог провернуть все и без тебя. Но решил, что ты захочешь присутствовать на собственной свадьбе.
