Памяти брата моего Анатолия посвящается
День для Сергея Николаевича Славина, выдался трудным, пришлось принять участие в трех затяжных неинтересных совещаниях, к вечеру разболелась голова. Только часам к восьми он добрался до дома, жена Елена встретила его улыбкой и, как всегда, вкусным ужином. На сей раз от ужина пришлось деликатно отказаться – боль в голове не проходила, после горячего душа он выпил предложенную Леной таблетку, устроился поудобнее в кресле и включил телевизор. Перебрав, нехотя, каналы, он остановился на каком-то из них, где в это время шла передача, посвященная жизни и творчеству Сергея Есенина, приближался день рождения поэта, третье октября. Корреспондент вел репортаж из музея в селе Константиново на Рязанщине, где родился поэт. Рассказывалось о детских и юношеских годах его жизни, то и дело на экране возникали родные просторы – березовые рощи, дальние дали за рекой, воспетые поэтом в стихах. Что-то тронулось в душе у Сергея Николаевича, чем-то родным и теплым повеяло с холодного экрана телевизора. Он переключил канал, на спортивном транслировали футбол, но традиционного интереса он не вызвал, мысли возвращали его в село Константиново, и не потому, что там родился великий поэт, а потому, что в том селе проживала близкая родня Славина, и ему, вдруг, стало не по себе.
Давно уже не виделся он с родными, живущими на селе, а ведь когда-то, в юные годы, каждым летом, по месяцу они с братом проводили каникулы в деревне, у тети Нюши, родной сестры их бабушки, и дяди Вани, дружили с их детьми Володей и Колей, старший их брат Василий еще в пятьдесят четвертом поступил в военное училище, и, с тех пор – только в отпуск. Теперь уж он в отставке, полковник, живет в сибирском городе Омске, где было последнее место службы. А в то время их семейство проживало в другой деревне, в Шацком районе, в Константиново состарившиеся уже родители перебрались не так давно, в девяностых годах, по настоянию и с помощью их среднего сына Владимира, работавшего главным инженером в колхозе имени Ленина. Их младший сын Николай жил с семьей в Рязани, но, к великому сожалению всей родни, в возрасте сорока, лет он, скоропостижно ушел из жизни. Славин глубоко задумался, позвал жену.
– Ты знаешь, Леночка, посмотрел я сейчас по телеку передачу о жизни Есенина, показали музей в Константинове, ну там, природу, деревню, и что-то мне так муторно стало на душе. Я ведь не виделся со своими родными, по бабушке, года с семидесятого, то есть лет двадцать пять, если не больше, а годы то идут. Иных уж нет…
– Я вот что скажу, Сережа, ты сейчас по экспедициям не мотаешься, весь год в Москве, и никто не запрещает тебе взять, да поехать туда, в Константиново, на недельку – со всеми и повидаешься. Сейчас ведь можно неделю в счет отпуска брать, вот, возьми и поезжай. Сам-то как думаешь?
– Что тут думать? Надо съездить, – минуту подумав, твердо сказал Сергей, – ты-то сможешь на недельку с работы отпроситься? Ну там, отгулы….
– Нет, Сережа, у меня на работе настоящий завал, никто не поймет, я и заикаться не буду про отгулы. Только зимой. Так что, поезжай один, потом расскажешь мне, как там дела у Володи, да у Игоря с Валеркой. Привет им передашь.
В деревне встретили Славина радушно. Владимир, тридцать пять лет поработавший инженером в передовом колхозе имени Ленина, знал в окрестностях всё и всех. Два дня напролет он возил Сергея на своем УАЗе по деревням и селам, входившим в состав «родного хозяйства», показывая прелести сельской жизни. «Воздух-то какой! – не уставал он повторять, рассказывая о природе родного края, – а река! Где ты найдешь такую красоту, ты только посмотри!» – показывал он рукой на противоположный низкий берег Оки, где раскинулись заливные луга.
И действительно. Глядя с высоты крутого берега на отраженное в реке сочно-голубое небо, на бескрайние, необозримые просторы этого края. Сергей почувствовал внутри себя что-то такое, что похоже было на гордость за свою, пусть даже только бабушкину, малую Родину. Места здесь, надо сказать, воздушные, светлые: широкие поля, луга, полупрозрачные березовые перелески. Вот уж действительно в самую «десятку» угодил поэт, назвавший в своих стихах этот край «страной березового ситца». Картина изумительная, всякий, кто впервые выходит на высокий берег Оки, буквально застывает, взирая на открывающийся за широкой рекой простор. Обширные малахитовые луга с лазурными зеркалами небольших заливных озер, за лугами начинается воспетый художниками великий мещерский край с темными хвойными и широколиственными лесами и болотами.
– Да, – задумчиво произнес он, – красотища, ничего не скажешь. Ты знаешь, Володя, мне кажется, что в этом очаровании редко кто, имея хоть крошечный талант, не станет стихов писать. Располагает, что ни говори.
Взгляд его невольно остановился на потревоженной, вдруг, глади воды, по которой у самого берега расходились круги от всплесков, производимых речными охотниками – щукой, жерехом, окунем.
