– Снег! – закричала Лерка из кухни.
Сергей подумал, что она шутит; конечно, сейчас вбежит в комнату и расхохочется, может, бросит в него полотенце: «А ты правда поверил, да?»
Но он всё-таки поднял глаза к окну. Не поверил. Встал, отдёрнул тюль. На пыльно-зелёную, какая бывает у городских деревьев посреди июля, листву клёнов падал снег. Падал крупными хлопьями, с нарочитой самоуверенностью панка в библиотеке – словно понимал, что его не ждали. Он касался ветвей с лёгким удивлением, точно оценивая, каково это – оседать на широкие зелёные листы.
Лерка примчалась из кухни и встала рядом с братом. Открыла было рот, посмотрела за окно и ничего не сказала. Снег падал, падал, падал, всё смелее, увереннее, и вот уже трава во дворе стала бело-зелёной, как будто кто-то не слишком тщательно закрасил зелёным фломастером лист бумаги. Прохожие стояли, удивлённо глядя на ворох снежинок, сыпавшихся с неба, и не замечали, как они тают на их голых руках и тонких футболках.
Лерка открыла окно и протянула руку. На ладони быстро таяли снежинки.
– Настоящие, – почему-то сипло сказала она.
На календаре было одиннадцатое июля.
Снег шёл весь день. Казалось, он вот-вот закончится – ну полноте, поиграли и хватит, сейчас лето, в конце концов, вчера было плюс тридцать! Да, для экзотики это неплохо, но хватит же, хватит…
Столбик термометра неуклонно полз вниз, и резкое похолодание делало снег настоящим, не игрушечным, как при первом взгляде. К вечеру снег уже завалил весь двор. Травы как будто и не было. На деревьях выглядывали краешки поникших листьев. Весь день им звонили друзья, знакомые и родные. Диалоги получались один к одному: «Видали?» – «Что творится-то!» – «У вас тоже снег?» – «С ума сойти!» В новостях эту тему мусолили по третьему кругу. А теперь всё выглядело так, будто ничего особенного не случилось. Мягко вечерело, снег сверкал в свете фонаря, Сергей писал за столом, Лерка варила пельмени. На кровати валялись конспекты лекций, поперёк холодильника висела бумажка: «Купить хлеб и зубную пасту!!!», о чём они всё равно забывали третий день. Слышно было, как ругаются соседи сверху. И всё нормально! Всё как всегда.
– Серёж, ты идёшь? – Она выключила конфорку.
– Угу.
Сергей пришёл в кухню. Лерка небрежно раскидывала пельмени по тарелкам.
– Рано в этот раз зима наступила, – немного неуклюже начала Лерка разговор, глядя, как брат методично посыпает пельмени перцем – так, как делал всегда. Слишком обыденно. – Напишешь об этом?
Лерка редко интересовалась работой Сергея – он писал для местной газеты, – но сегодня, ей показалось, можно сделать исключение. Правда, нарочитое безразличие брата, которое он напускал на себя всякий раз, когда случалось что-либо, возбуждавшее её любопытство, и в этот раз заставило её пожалеть о своей несдержанности.
– Придётся… Хотя какой в этом толк? Завтра растает всё, – рассеянно ответил Сергей.
Но снег не растаял – ни завтра, ни потом.
Тёмный храм был почти пуст. Только несколько старушек стояли по углам: все в доперестроечных пальто и шерстяных платках, с суровыми лицами, со свечами в изжёванных морщинами руках. Отец Андрей уже закончил исповедь и, отпустив древним жестом благословения прихожан дожидаться причастия, посмотрел за высокое, забранное чугунной решёткой окно. Снег мягко падал на кусты роз во дворе; было отрешённо и тихо. Взяв с аналоя крест и Евангелие, отец Андрей несколько мгновений не сводил глаз с цветов за стеклом – пышных, красных, и вдруг – в белом, нежном… Он отвернулся, собравшись уходить, и невольно вздрогнул. Перед ним стоял молодой человек и смотрел прямо ему в лицо – пристально, выжидающе и в то же время как-то… отчаянно. На его светлых волосах, собранных в хвост, пушился снег. Серые глаза блестели – горько, нездорово.
Отец Андрей немного удивился, но коротко кивнул ему: мол, говори.
– Я не псих, – сообщил молодой человек; голос его сбивался, будто он только что бежал. Отец Андрей с недоумением вскинул брови. – Но я знаю, почему снег. Это она. Всё она…
Истерик отец Андрей не одобрял и строго посмотрел из-под очков на молодого человека. Тот запнулся на полуслове.
– Я бросил… – Он замялся и отвёл глаза, но вскоре продолжил: – …Дело своей жизни бросил. Из-за неё. Я… не могу без неё, и она меня позвала.
Отец Андрей уже собрался напомнить молодому человеку, зачем приходят на исповедь, но тут он сам перешёл, что называется, ближе к теме.
– На мне грехов столько, что… – Молодой человек махнул рукой, как бы отметая всякое снисхождение к себе.
– Сомневаться в том, что Бог тебя простит, значит… – начал было отец Андрей, но исповедующийся его перебил:
– Да знаю я! Лучше, чем вы думаете, знаю! Простите, – последнее слово он сказал гораздо тише и спокойнее, чем первые реплики. – В общем, я её люблю. Наверное, это так называется, только это уже невозможно, – измучила! То ночами приходила, я ей, представьте, руки целовал, а вдруг в себя приду – нет её, я воздух ловлю. А теперь вот – снег.
