Глава 1.
Мэйнфорд разглядывал спину.
Узкую спину с выпирающим позвоночником, с резко очерченными треугольниками лопаток и родимым пятном на левой. Кожа на этой спине казалась не просто белой – полупрозрачной, тонкой, как бумага, в которую заворачивают подарки. Тронь и порвешь.
Или след оставишь.
А тронуть хотелось.
Пересчитать позвонки. Или надавить на эти растреклятые лопатки, которые казались слишком уж острыми. И главное, никаких тебе угрызений совести. Нет, конечно, с этой дамой у Мэйнфорда личные счеты были, но все же…
…он помнил, как приехал.
И как поднимался по лестнице. В дверь стучал. И дверь эту вскрыл – невелика хитрость. И в квартиру заглянул, но после вновь на лестницу выбрался, потому что там ждать было веселей, а еще оставалось пространство для маневра.
Скажем, если бы Тельма вернулась не одна.
- Давно проснулся? – Тельма перевернулась на спину. Жаль. Мэйнфорд не успел разглядеть всю ее, да и со спиной общаться было как-то проще.
- Давно.
- Голова болит?
- Нет.
- Это хорошо, а то у меня ничего нет от головы.
От его головы аспирин не поможет.
- Неужели? – не стоило начинать этот разговор вообще, тем более здесь и сейчас. От нее, сонной, пахло углем и городом, и запах этот казался родным донельзя.
И сама она.
Некрасивая. Все еще некрасивая.
Плечи широкие, как у пловчихи. Груди почти нет. Живот впалый и снова с родинкой, на сей раз темной и крохотной, такую мизинцем накроешь.
- Ты о чем?
По этому животу легко следить за дыханием.
Вот оборвалось.
И сама Тельма напряглась, снова перекрутилась, пряча уязвимый живот, откатилась к самому краю. Смотрит исподлобья. Зло. Вот и кто Мэйнфорда за язык тянул-то… надо ответить что-то глупое, чтобы успокоилась невозможная женщина, но ему не хочется притворяться.
Не перед ней.
- У тебя ведь есть таблетки…
- Кохэн донес? – не столько вопрос, сколько утверждение. – И что за они?
Злится? Раздражена. Осторожна, но злости нет. И хорошо, злые женщины Мэйнфорда пугают.
- Показал… лекарство это.
- Успокоительное? – а теперь в голосе ее проскользнула насмешка.
- Отчасти. Заодно дар блокирует.
Хмурится. Почему она всегда хмурится? Если бы чаще улыбалась, выглядела бы привлекательной.
- И делает пациента внушаемым… Гаррет дал?
Она лишь головой мотнула. Согласие? Отрицание? Да какая, к Бездне, разница…
- Моему брату нужно, чтобы я подписал кое-какие бумаги, - Мэйнфорд сам не знал, зачем он это рассказывает. Может, затем, что она слушает?
- Какие?
- В основном, полагаю, завещание. Доверенность. Да и мало ли, что еще можно подписать… спасибо.
- За что?
- За то, что не стала кормить.
- Всегда пожалуйста, - она поднялась и стянула одеяло, закрутилась в него, прячась от взгляда. – Он на меня странно воздействовал. Не ментально, но… мне очень хотелось оказать ему услугу.
- Женщины его любят.
- Сомневаюсь, что это можно назвать любовью, - Тельма нервно дернула плечом и поинтересовалась: - Что делать будешь?
- Ничего.
- То есть?
- То есть, совсем ничего, - Мэйнфорд тоже сел, сожалея, что она все же проснулась. Спящей и молчаливой Тельма нравилась ему куда больше. Опять же, разглядывать ее можно было, не притворяясь, что его вовсе не интересна его нагота.
- Он ведь собирался тебя отравить!
- Не отравить, а… скажем так, подкорректировать мое мировосприятие. Это пытаются сделать уже давно.
Ей ответ не понравился. Пожалуй, не нравился он и самому Мэйнфорду, но ввязываться в семейные разборки ему не хотелось.
Мэйнфорд вздохнул.
Ночью все было гораздо проще. Мужчина. Женщина… кровать… точнее, когда добрались до кровати, то и кровать…
- Я ему позвоню. Скажу, чтобы оставил тебя в покое. Это первое. Второе – перекрою кое-какие финансовые потоки. Он поймет, что переступил черту…
…поначалу, естественно, возмущаться станет. И выглядеть будет искренним. Постарается все свалить на Тельму же, которая по некоей своей надобности заменила безобидное успокоительное на экспериментальное лекарство. Затем признает вину, но не за собой, Гаррет никогда и ни в чем не был виноват. Естественно, скажет, что действовал исключительно из благих побуждений.
Матушка беспокоилась.
Мэйнфорд вел себя странно. Этот разговор возникал время от времени и заканчивался всегда одинаково: просьбой дать денег.
- Ну и дурак, - сказала Тельма и удалилась в ванную комнату.
- Наверное, - Мэйнфорд потянулся. – Еще какой…
Плюшевый медведь смотрел на него с упреком: мол, как можно быть таким глупым? И дед бы присоединился, правда, взглядом ограничиваться не стал бы, перетянул бы по плечам тросточкою своей, залитою свинцом.
Глядишь, и вразумил бы.
- А что мне делать? Не заводить же против него дело! – Мэйнфорд подобрал штаны, которые нашлись в прихожей. – Нет, в теории я мог бы… но представь, какой выйдет скандал! Да и… доказать что-либо будет сложно…
Медведь молчал.
- …если вообще возможно. От ментального сканирования он защищен. И повод не тот, чтобы ордер выдали… ее свидетельства? Да ее первую же сожрут и с дерьмом смешают… нет, это не выход. А вот деньги…
Язык денег Гаррет давно понимал лучше, чем родной.
Мэйнфорд почти оделся, когда она появилась из ванной.
- В Управление?
Он покачал головой:
