Глава 1 В которой герой просыпается
«Чтобы сберечь нервы просто нужно быть покладистой и класть на всё, что тебя не устраивает»
Из письма одной очаровательной леди своей подруге.
Ивану снилось лето. Такое вот, летнее лето с желтыми одуванчиками, зеленым лугом и синим небом, по которому плыли одинаковые кучерявые облачка. Причём ровным таким строем.
И сама картинка была яркою, но какою-то чрезмерною, что ли.
И грубоватой.
- Вань, а Вань… - донеслось откуда-то из-за горизонта, заставив Ивана к этому горизонту повернуться. Он и руки раскрыл, готовый заключить в объятья Марусю, которая бежала навстречу.
Причём снова как-то…
Как в кино?
В очень странном кино.
Она отталкивала, взлетала по-над лугом и одуванчиками, слегка нарушая ровное движение облаков, и потом, повиснув в воздухе на мгновенье-другое, опускалась. И взмывала широкая юбка сарафана, а за рукавами тянулись тонкие светящиеся полосы.
И Иван, всецело осознав, что сон у него ныне романтической направленности, ощутил острую потребность двинуться навстречу. Вот так же, огромными скачками, с зависанием в воздухе. А то вдруг сон обоюдный? И получится, что Маруся бегает, а он стоит столпом, не проявляя инициативы.
- Маруся… - воскликнул он, надеясь, что звучит это нежно, но хриплый голос шуганул облачка. – Маруся, я тут… Маруся…
И оттолкнулся от земли, чтобы взмыть по-над лугом. Заодно отметил, что луг этот идеальной круглой формы, будто циркулем очерченный. В природе так не бывает.
А во снах – пожалуйста.
Бежать было тяжело, что тоже нормально для снов, но если оттолкнуться…
- А чего он дёргается? – донеслось с небес.
- Может, кошмар какой снится? – задумчиво ответил второй голос. – Будить надо. Тряси!
- Я трясу!
- Чего он напился-то?
- Понятия не имею, но не он один… Сабуров вон второе ведро выхлебывает и матерится…
Нет, ну вот пристали.
Спит Иван.
И ему снится… хорошее же снится. Вот сейчас он добежит, поймает Марусю, закружит и предложит выйти за него замуж. По-настоящему.
- Может, воды…
- А если нет?
- Тогда так волочь, пока парни до него не добрались… слушай, он всегда, когда выпьет, такой буйный?
Ложь! Иван вовсе не буйный. И пить не хотел.
Просто так получилось.
- Маруся! – воскликнул он и поймал Марусю на руки. Крутанул, удивляясь тому, что воздух сна сделался ещё плотнее. – Выходи за меня…
Маруся посмотрела так, то ли с любовью, то ли с укором, и собралась ответить. Согласием. В конце концов, это Иванов сон, потом выдохнула:
- Му…
И дыхание её было каким-то странноватым. Вот… травою от неё пахло. И ещё чем-то, совершенно нехарактерным. Нет, со снами такое бывает.
- А он его не сожрёт? – с сомнением поинтересовались с небес.
- Быки едят траву вообще-то.
Маруся выдохнула, жарко так…
- Это нормальные быки едят траву. Тоже нормальную. А в здешних после конопли я не уверен… Менельтор, не надо его жрать. Во-первых, хоть и придурок…
Кто придурок?
- …но наш. Я к нему, можно сказать, привык…
Маруся сопела и, вытянув губы, чмокала ими, явно требуя закономерного продолжения романтики, но тут уже у Ивана закрались некоторые сомнения.
- …во-вторых, хрен его знает, что он там пил. Ещё отравишься. О! молодец, вода нам поможет.… теперь лей…
Маруся вдруг взмахом руки опрокинула Ивана на траву и сама привалилась сверху.
Сбоку?
Главное, тяжеленная – не поднять, не сдвинуть. И смотрит с укоризной, будто знает что-то про Ивана, такое вот, донельзя стыдное. А с небес, со всех облачков сразу, вода полилась.
Леденющая!
Иван открыл рот, чтобы возмутиться, но вода попала и в него, отчего Иван закашлялся. Сел. И проснулся. Ровно затем, чтобы лицом к лицу, точнее лицом к морде столкнуться с Менельтором.
- О! Ожил! – обрадовался Император, который сидел тут же, на перевернутом ведре. – Я ж говорю, вода – первейшее средство. У нас камердинер всегда держал ведро-другое, на случай, если папеньку срочно в сознание привести надо.
- Му… - выдохнули рядом. Иван повернулся к Менельтору, который, пусть и не во сне, но тоже смотрел с укоризной и некоторым недоумением.
- К-как… я… тут… п-пить…
- Вот поэтому вёдер было два, - Его императорское величество продолжили знакомить с подробностями жизни российских самодержцев. Бер же молча сунул ведро, на дне которого и вода обнаружилась.
Холодненькая.
Чудесно-холодненькая.
Иван пил и пил, и пил, понимая, что если не выпьет всю, то иссохнет.
- К-как я т-тут… где я тут…
- Кто я… - дополнил череду вопросов Александр.
Это зря. Себя Иван ещё помнил.
- И какой я… - Бер глядел мрачно. – Вань, я, конечно, всё понимаю, но… это даже для тебя чересчур.
- С-сабуров, - Иван допил воду и мрачно посмотрел на дно ведра. Менельтор, сунувшийся было следом, тоже посмотрел и не найдя воды, мыкнул преобиженно.
Тоже пить хотел.
- А…
Иван хотел спросить, где вода. И Бер понял.
- Там, - указал он на светлый проём двери. Причём настолько светлый, что это прямо глаза резало. Голова не то, чтобы болела.
Скорее уж была такою… тяжёлой?
Чужой?
Будто ватой её набили, сунув в вату кучу железа. И теперь, при резких телодвижениях, это железо перекатывалось, клоня голову то в одну, то в другую сторону.
Иван отставил ведро и, обняв голову – иначе удержать ровно не получится, как он подозревал, - выдавил.
