Глава 25. На этапе. Часть первая
Меня толкнули очень рано. Было около половины пятого или, может быть, даже четырёх утра. Завхоз сказал, что после подъёма надо сразу идти на вахту в дежурную часть. Там происходит сбор этапников со всех бараков.
На улице было ещё темно. В сумраке приближающегося утра, запретка, освещённая пронзительно яркой полосой, на фоне неба выглядела как-то неестественно грандиозно.
В жилой секции всё чаще начали поскрипывать кровати, начиналось шевеление, мелкая суета, хождения туда-сюда. Молодёжь дрыхла мертвецким сном, добирая, досасывая каждую минуточку, пока в бараке не грянет подъём. Люди в возрасте с пяти, а некоторые и с четырёх утра были уже на ногах. Бессонница, какие-либо недуги или тревожные думы не давали им спокойно спать.
В свете ночника, подвешенного у выхода из спального помещения (так называемой «луны»), я осторожно, чтобы не шуметь, скрутил матрас в подобие волока и перетянул его простынёй. Сумки были собраны ещё с вечера. Нужно было оставить и сумки, и матрас поближе к выходу из барака, потому что, когда прозвенит подъём, начнётся сутолока, как в московском метро.
Резко и всегда неожиданно трещит звонок подъёма. В спальной секции включился дневной свет. Я встал со шконки, ещё раз огляделся, осмотрел тумбочку – не забыл ли чего – и пошёл к выходу. Я взял сумку, взвалил на плечо тоненький ватный матрас и вышел на улицу. Зона наполнялась людьми, которые, как дикие звери в клетках, разгуливали в своих локалках от одного конца в другой. Скоро начнётся общая физзарядка. Я кивнул на прощание ребятам, сгрудившимся в курилке, легонько подопнул ботинком дверь локалки и направился в сторону вахты. По пути ко мне присоединились ещё несколько человек из разных бараков. Такие же этапники, как и я. Мы сгрудились в нечто напоминающее колонну, чтобы лишний раз не раздражать сотрудников колонии, и двинулись дальше. Когда мы подходили к вахте, ДПНК (дежурный помощник начальника колонии) высунул свою голову в окошко и проорал нам, чтобы мы построились и ждали дальнейших указаний
Из рупоров, установленных в различных местах жилой зоны, прогремела ритмично музыка и холодный металлический голос безразлично произнёс: «Внимание, начинаем физическую зарядку! Первое упражнение: ноги на ширине плеч, руки на поясе…» – началась зарядка. Эту музыку и этот голос я до чёртиков ненавидел, потому что слышал его многие сотни раз, но по привычке уже на автомате стал дублировать слова, произносимые голосом, в уме: «На счёт – раз, два – наклоняем туловище в левую сторону. На три-четыре – в правую. Упражнение начи-и-най! Р-раз, два-а… тр-ри, четыр-ре…»
На земле ещё сумрачно, но небо, особенно это заметно на востоке, стало светлее. Где-то на пятом упражнении физзарядки краем глаза я выхватил движение у выхода из барака СУС. Из барака под конвоем инспектора вывели двоих зеков и повели в нашем направлении.
Я смотрел на приближающиеся фигуры, и моё настроение от этого зрелища отнюдь не улучшилось. Некоторые товарищи из СУСа определённо могли осложнить взаимоотношения как между этапниками, так и доставить неприятности самому этапу. В нашей колонии барак строгих условий содержания представлял из себя весьма разношёрстную публику. В этом бараке отбывали наказание действительно настоящие авторитеты, и так называемый за глаза «блаткомитет», и простые мужики-работяги, и так называемые «красные» и хозобслуга. Изредка залетали в СУС зеки самого низшего ранга – «обиженные». Какую из вышеперечисленных мастей представляла приближающаяся к нам троица, пока было непонятно.
Тем временем зарядка подошла к концу. Несколько офицеров, безопасники, оперативники и помощник оперативного дежурного, контролировавшие это мероприятие, прошли мимо нас в дежурную часть. Вскоре весь наш этап под конвоем увели «под крышу» – большое по занимаемой территории здание, совершенно изолированное как от жилой, так и от промышленной зоны, под крышей которого располагались камеры изоляторов, БУРов и помещение карантина. По своей сути это здание было не что иное как тюрьма в тюрьме. Здесь был проведён личный досмотр и обыск наших вещей, после чего наш этап развели по двум камерам изолятора. Нашей камерой оказалась четырёхместка (собственно, нас и водворили сюда вчетвером). Моими соэтапниками были некто Митяйкин из пятого барака, Виноградцев и Дубов – эти из СУСа. Ни их фамилии, ни их лица не были мне знакомы. Как и положено в изоляторе, шконки с обеих сторон стен пристёгнуты на цепи и задвинуты к стене (охрана изолятора отстёгивает их только на ночь). В углу у дверей параша. Посередине камеры стоял стол и две лавки, ножки которых вмурованы намертво в пол. Помимо внешних обитых железом дверей, были ещё одни внутренние решётчатые. Стены камеры окрашены в тёмно-коричневый цвет. Лампа в камере только одна, над дверью, и светила настолько тускло, что едва ли можно было что-либо прочесть, не напрягая зрение. Но это камера изолятора, куда бросают проштрафившихся заключённых в наказание, поэтому не стоило ждать от этого места особого комфорта. Камера была тёплой, а это, исходя из моего когда-то горького опыта, уже великое благо для зека. Меня успокаивала мысль, что мы здесь ненадолго, всего лишь на несколько часов.
