1.
Дача. Явление далекое и в своем роде уникальное, которое, насколько я знаю, нигде больше в мире не встречается. Нарезанные куски земли на каком-нибудь поле или вырубленные щедрой рукой советской власти гектары леса, поначалу даже не имевшие нормальных подъездных дорог.
Когда каждые выходные родители поднимали меня ни свет ни заря, чтобы успеть на электричку отходящую в совершенно идиотские 6:54 или 7:22 утра. И те, кому повезло занять сидячие места непременно вынимали из сумок кульки с едой, плотно завернутые в фольгу, едва поезд начинал свой неспешный разбег.
Чтобы через два или три часа наконец-то выскочить из душного и потного вагона и помчаться через перрон, в сторону маленького неказистого синего ПАЗика.
Пропахший бензином и выхлопными газами автобус был уже настоящим испытанием. Его так нещадно мотало по сельским дорогам (особенно весной, когда дороги представляли собой скорее направление движения), что укачивало меня практически сразу. Иногда, если вдруг народа набивалось внутрь не так много, то удавалось пробраться к окну и подставить лицо под спасительный сквозняк из небольшой узкой форточки. Благо ехать оставалось уже не очень долго.
Первые несколько лет мы жили в палатке. Что мне, восьмилетнему мальчишке, было в новинку и даже нравилось. Я узнал, что во время дождя нельзя тыкать изнутри пальцем в набухающие водяные пузыри. Если, конечно, ночевка в мокром спальнике не являлась пределом твоих мечтаний. А когда вечером, перед сном, я забывал закрыть бегунок молнии до самого низа, то большую часть ночи приходилось отгонять от уха назойливый писк неуловимого кровососущего подлеца. И весь следующий день изнывать от бесконечной чесотки.
Я стоял, смотрел на заросший бурьяном участок, и не мог справиться с потоком нахлынувших воспоминаний. Я провел здесь почти половину жизни. Покатая крыша дома высилась в глубине. Отец построил его сам. Тогда еще невероятно сильный и здоровый великан, не высушенный беспощадным раком до состояния сухой щепки. Вместе с соседскими мужиками он таскал бревна для него прямо из леса через дорогу.
Проржавевшие петли калитки натужно заскрипели, пропуская меня в зеленое царство крапивы и огромных лопухов. Я бросил взгляд под ноги. Небольшой квадратик серой плитки, с которого начиналась тропинка к дому был еще там. Едва заметный, почти полностью ушедший под землю, он все же умудрялся держать оборону. Хотя оставалось ему недолго. Бахрома из мелких травинок почти полностью закрыла единственный выступающий наружу, чуть приподнятый край.
Сколько я здесь не был? Десять лет? Пятнадцать? Мы с женой переехали в Италию, к ее родственникам, кажется в… 2010… или 2012… С тех пор я больше не возвращался…
Конечно мы общались с родителями, созванивались, иногда даже по видеосвязи. Мама с гордостью показывала мне свою теплицу, где краснели гроздья самых разных сортов помидоров. Трепетней всего она относилась к «Бычьему сердцу». Фотографии черно-красных гигантов на широкой эмалированной тарелке с вязаной кружевной салфеткой приходили чаще всего. Я отвечал восторженными смайликами. И обещаниями обязательно скоро приехать. Но… каждый раз откладывал. Если бы меня спросили, правда ли я собирался? Я бы ответил – да, правда. А вот на следующий вопрос – почему же так и не приехал? Смолчал бы, не зная, что ответить.
По едва видной дорожке я добрался до террасы, немного повозился с замком и вошел внутрь. Несколько минут просто стоял на пороге, оглушенный навалившейся на меня тишиной пустого дома. Сделал несколько неуверенных шагов и тяжело сел на стул возле обеденного стола. Красная клеенчатая скатерть в белый горошек, маленькая фарфоровая ваза посередине. Ничего не изменилось. Странно, почему совсем нет пыли. И… цветы. В вазе стояли любимые мамины ромашки. Наверное, соседка заходила после моего звонка, чтобы прибраться. Пожалуй, цветы это уже перебор. Жутковато.
Широкие окна, поделенные на равные квадратики деревянными рейками, были занавешены небольшими цветастыми шторами. Я вспомнил, как мама сетовала, что долго не могла найти нужный материал, а потом вдруг обнаружила в запасах старый пододеяльник. С деньгами у родителей особых проблем не было. Сразу после выхода на пенсию они сдали городскую квартиру и перебрались сюда. Да и отцу на свежем воздухе становилось будто немного лучше. Но покупать готовое?
«У меня еще руки, слава богу, на месте».
В предбаннике, у двери на кухню, всегда стояла плетеная корзинка для грибов. Большая, с перемотанной синей изолентой ручкой. И в ней еще одна, поменьше.
Наш походный лесной набор, как шутил всегда отец. Тут же рядом должны быть большие черные резиновые сапоги. Компанию им составляли изящные зеленые сапожки, тоже резиновые. Я оперся о стол, с трудом поднялся, как старик, и зашел в предбанник. Все так и было. Память не подвела.
Горло, словно, сдавила чья-то рука, по груди разлился нестерпимый жар. Потянулся выше и «обжег» глаза. Картинка дернулась, чуть поплыла. Мне пришлось несколько раз шумно вздохнуть, прежде чем я смог сделать еще один шаг. Прижал ладонь к лицу и стер слезы.
Папа ушел в самом начале пандемии. Рак легких с двухсторонней пневмонией оказались смертельным коктейлем. Границы к тому времени уже были закрыты, и я даже не смог прилететь на похороны. Звонил маме каждый день, старался поддержать. Но что такое слова, когда тебя нет рядом. Всегда веселая, целеустремленная и бурлящая энергией, она выглядела как потерявшийся ребенок. Да, с отцом было тяжело. Мама часто жаловалась, что болезнь изменила его характер далеко не в лучшую сторону. Он стал раздражителен, сварлив и, порой, устраивал скандалы на ровном месте.
