я ещё не понял
куда я ранен
мне не выйти в поле с сохой и плугом
я лежу под небом
с таким недугом
не встают с кровати
мама говорила
что ложь – внезапна
извиваясь лентой в руках гимнастки
я лежу под небом
такой окраски
я не видел
в людях
анюта
глазки
я вообще не видел
(смертельно) много
я смотрел вперёд
получалось – внутрь
я лежу под небом
в таких минутах
измеряют бога
кружится, кружит
еле касаясь
листьями в лужи
влазит босая
топчет и плещет
серую воду
тощие плечи
осенняя мода
простужено чхать
на сезоны, фасоны
она в каблучках
на тротуары, газоны
по серому дому
в окно и наружу
к своим, незнакомым
не в службу, а в дружбу
налей кружку чая
парок у порога
кружась и качаясь
свихнулась дорога
оттает, глотает
гуляющий кашель
все сыты – хватает
заваренной каши
бегом по проспекту
где свет, а не спектр
где том, а не атом
где дом, а не адом
суетным выжат
густеющий воздух
мне хочется выжить
под этим морозом
учусь у озимых
витых, многолетних
не думать о зимах
а помнить о лете
ходит ветер в остывших травах
нет неправых
даже ради забавы
в споре – нет неправых
если ты поручиться можешь
делом к слову
значит, слову суда не будет
даже злому
что есть дело
когда всё в свете
скорой смерти
ходит шумно в остывших травах
будто ветер?
в отдельно взятой поэзии
наедине со скованностью
рождается бездна
чего-то морского
входит в подъезд
прерывая семейные бдения
включая ГВС, ХВС
и водоотведение
нет посмертной судьбы душ, а тел
судьба – проклята
было всё, что я так хотел
отнято
ну, и, к чёрту, возьми назад
жизнь поэта
я люблю даже за глаза
суку эту
жизнь
господи, как же холоден космос
как все по-взрослому
как все несносно
чувства имеют известную плоскость
скованность, ясность
господи, разве могло быть так просто?
все эти чувства перевесит, в лучшем случае, ярость
господи, если на улицу утром воскресным
выйти, можно поверить, что есть ты
холодный ветер измял ладони
и солнце в поле с укором смотрит
и изумлённо молчит дорога
и жить становится – неуместно
как же мелко
вот в чём мы ходим
как же метко идут слова
в этой строгой осенней моде
на свободы и на права
на достойное бездорожье
на парковочные места
будь, пожалуйста, осторожней
утро ветрено неспроста
я немного нерасторопен
только если и снег вотще
на дороги роняет хлопья
что тогда я могу вообще?
как же мелко
заплыв просрочен
и отложен до лучших дней
в этой строгой осенней ночи
будь, пожалуйста, поскромней
я полюбил море
там, где воды груды
наперекор соли
вмещает твоё тело
я полюбил жажду
соль на губах утром
и то, что – нет горизонта
у моего крика
остановки пусты – очень хочется ехать
не стоять, не смотреть, как упрямый рассвет
входит в город, берет штурмом площадь и реку
все мосты, светофоры и выпавший снег
ты – земная, тебе этот воздух не страшен
ты не слепнешь на нём, не горишь от стыда
не роняешь свой голос в прокуренный кашель
и тоска на тебе не оставит следа
я изрезан сухими, как дерзость, стихами
я неловко молчу и смотрю тяжело
в моё сердце как в необработанный камень
кто-то очень умело вгоняет сверло
я не верю, что ты ушла
мне всё кажется, ты – в отъезде
до какого-то там числа
я влезаю в свои дела
по работе, уже две песни
написал, но – пока не то
да, я даже – в костюм влезаю
похудел килограмм на сто
в окнах холод – я замерзаю
и совсем не смотрю кино
круг по парку, турник и брусья
я тобой обрастаю, но
ещё больше – какой-то грустью
оттого, что давно вестей
ты «оттуда» не присылала
да, бывает, зову гостей
и бывает гостей немало
всё равно остаётся «но»
будто «но» – это всё, основа
я не верю, что решено
и что я не имею слова
защитить и отговорить
а, тем более, попрощаться
я не верю, не может быть
что решила не возвращаться
ничего не болит, кроме
сердца неосторожного
переливание крови
из пустого в порожнее
диагноз: отчаяние
бестолковая жизнь
из рецепта: молчание
и постельный режим
я не спал полночи
я снег встречал
я холодный почерк
его сличал
и я ставил прочерк
где он молчал
я тебя прошу
говорить всерьёз
снег не любит шум
не выносит слёз
и нельзя – вопросами на вопрос
ведь в тебе есть то
в чём моя вина
совершенна
значит – обнажена
всё имеет цену
и вот цена
я не спал полночи
я снег встречал
я холодный почерк
его сличал
и я ставил прочерк
где он молчал
люди на улице как строчки абзаца
ломаются
руки как спички
вместо тела – привычка
казаться
мне нравится холодом скованная земля
глухие дворы, продрогшие тополя
и, главное, эта камерность и тщета
во мне глубоко есть северная черта
утаивать и скрываться от лишних глаз
и быть – больше того, чем ты есть сейчас
шум и гам
пусть расслышат уши
гаммы душ
звук не заглушим
шум и гам
на левой ладони
карта души
ашшур и ганг
шум и гам
на бумаге – историю
бабочкой наколол
на шип
шум и гам
не расслышал моря
раковины
твоей души
шум и гам
на шуршащих шторах
вышивает иголочка
драм
шут и гам-
лет в разговорах
путаются
шум и гам
шум и гам
нас перемолчала
наша преданность
языкам
драматургия
измельчала
снова ставили
шум и гам
