Джессика Армстронг долго ждала этого дня.
Дня, когда она сможет посетить Музей изящных искусств Хьюстона. И увидеть там свои любимые картины. Картины, которые стали для нее чем-то вроде хороших знакомых. Одними она любовалась, другими – восхищалась, к третьим относилась с должным уважением, но без восторга, а у четвертых даже спрашивала иногда совета…
Порой эти картины переходили из одной категории в другую – любимые вдруг переставали нравиться ей и переходили в разряд «просто добрых соседей», а некоторые, на которые она раньше едва обращала внимание, становились ее фаворитами. И она тратила на них все свое время и внимание.
Она знала, что кое-кто подтрунивал над ней за это. «Джессике легче и приятней быть в обществе картин, чем людей, – говорили у нее за спиной. – Что сказал бы, узнав об этом, старик Зигмунд Фрейд? В его трудах наверняка можно найти кое-что по этому поводу».
Но она не обращала внимания на эти глупые замечания. Тот, кто не понимает картин, не чувствует их, не любит живопись, не может считать себя полноценным человеком. Не любить живопись и не ходить в музеи – значит попросту обкрадывать себя. И жить так, словно ты закрыл один глаз и видишь лишь половину красот мира, вместо того, чтобы восхищаться всем их несравненным богатством.
Но это и превращало посещение музеев для нее в проблему. Джессика не могла прийти в музей наспех, посмотреть любимые картины на бегу, забежать тогда, когда у нее появится свободная минутка. К встрече картинами надо было подготовиться, а им самим – уделить достаточное время.
Именно так, как своим хорошим давним знакомым.
А времени, увы, вечно не хватало. То одно, то другое… как ни отказывайся от всяких ненужных мелочей и пустяков, но они все равно съедали день.
Но сегодня, наконец, все сошлось: у нее было свободное время, и в музее было мало посетителей, так что ничто не мешало ей любоваться картинами французских импрессионистов, перед которыми обычно стояли загораживавшие их толпы людей.
Однако именно сегодня появилось одно обстоятельство, которое совершенно выводило Джессику из себя. Боже, если бы она знала об этом заранее, она вообще бы не пришла сегодня в музей.
– Ну, это уж слишком! – пробормотала Джессика, и глаза ее сузились. Она гордо вздернула подбородок и решительно направилась в сторону незнакомца.
– Что вы себе позволяете? – яростно воскликнула она. – Сначала в упор разглядывали меня в Саду скульптур, а теперь преследуете в музее, не давая мне сосредоточиться и насладиться своими любимыми полотнами. Если вы не прекратите так откровенно пялиться на меня, я вызову полицию!
Ее роскошные иссиня-черные волосы развевались, грудь вздымалась, а серебристо-серые глаза метали молнии. Незнакомец не отводил от девушки восхищенного взгляда.
– Зенобия. Настоящая Зенобия, – шептал он.
Джессика недоуменно уставилась на мужчину и вытащила из сумочки смартфон, не зная, кого лучше вызвать – «Скорую помощь» или полицию.
Мужчина взмолился:
– Не надо звонить в полицию! Извините меня, я должен был сначала представиться. – Он вынул из кармана визитку и протянул ее девушке.
Неохотно взяв визитку в руки, Джессика прочитала вслух:
– Ричард Нельсон, кинорежиссер.
Она недоверчиво взглянула на незнакомца:
– Тот самый Нельсон? – Джессика сделала паузу. – Знаменитый режиссер?
Мужчина кивнул.
Глаза Джессики сузились.
– Я знаю ваши работы, – она с вызовом посмотрела на мужчину. – И они мне нравятся. А вот вы… – Она замялась.
Но Нельсон как будто не обратил внимания на последние слова. Не сводя глаз с Джессики, он с жаром произнес:
– Я хочу, чтобы вы снялись в моем новом фильме. Я искал актрису на главную роль в картине «Царица Пальмиры», и вы – идеальная Зенобия, если, конечно, вы понимаете, о чем идет речь.
На миг Джессике показалось, что она ослышалась. Но нет, все было реальностью – Музей изящных искусств Хьюстона, картины французских импрессионистов на стенах, она сама и режиссер Ричард Нельсон. И то, что он только что произнес, обращаясь к ней, тоже было реальностью.
Джессика рассмеялась:
– Конечно, я читала о легендарной Зенобии, царице Пальмиры, которая героически боролась против Римской империи. Но я – Зенобия? Это просто смешно. – Она покачала головой. – Да я и не актриса вовсе. А в Голливуде, уверена, полно кинозвезд, которые прекрасно справятся с этой ролью. Только бросьте клич.
Мужчина улыбнулся, и, увидев эту улыбку, Джессика окончательно убедилась, что перед ней – тот самый Ричард Нельсон, знаменитый кинорежиссер, фотографиями которого пестрел и интернет, и все глянцевые журналы от «Vanity Fair» до «Cosmopolitan».
О Ричарде Нельсоне писали, что он – один из самых талантливых американских режиссеров среднего поколения. Благодаря своей несомненной одаренности, он сумел соединить традиции лучших американских режиссеров – от Дэвида Гриффита, Тода Браунинга и кумира сороковых годов Билли Уайлдера до Фрэнсиса Форда Копполы с лучшими достижениями и открытиями европейских киномастеров, прежде всего – датчан Ларса фон Триера и Томаса Винтерберга. Джессика читала, что Нельсон успел поучиться у легендарного испанца Луиса Бунюэля и не менее прославленного итальянца Джузеппе Торнаторе. Что он дружит с Квентином Тарантино, Альфонсо Куароном, Уэсом Андерсоном и Авой ДюВерней. В посвященных Нельсону статьях писали, что он в основном снимает арт-хаусные фильмы, причем для съемок в них любит набирать непрофессионалов, потому что терпеть не может «замыленные лица» примелькавшихся на киноэкране и слишком хорошо известных актеров. Про него писали, что он часто бродит по улицам в поисках героев и, как правило, находит своих главных актеров в обычной толпе прохожих. Хотя после того, как они снимутся в картинах Нельсона, «люди из толпы» становятся знаменитостями. Их начинают часто снимать и вскоре их гонорары достигают семизначных цифр…
