Неугомонные.
На миллиарды световых лет вокруг лишь я одна могу похвастаться этой злосчастной удачей. Могла ли я вообразить себе это давным-давно, когда меня бросало в жар от бесноватых, хохочущих вулканов, когда небо было черно-алым, а магма внутри взрывалась болью? И не было ничего, кроме дыма и огня, и тяжелые плиты сталкивались друг с другом, будто споря, которая принесет больше разрушений; но на месте этих столкновений вырастали горные кряжи, вырастали лишь затем, чтобы много позже их источили ветры.
Это была преджизненная агония.
Начало конца было положено в безоблачный, бесчувственный день, когда по поверхности теплого озера прошла рябь, и в следующее мгновение мелкое существо, боязливо озираясь, выбралось на прогретый солнцем камень. Позже за ним устремились другие.
Они набирались сил, вырастали, и скоро уже срывали листья с самых высоких деревьев. А потом одно вцепилось в глотку другому. Алым брызнуло на пыльную поверхность.
Что-то громыхнуло в недрах якобы спящей горы. Громыхнуло бы сильнее; забудься я дольше ледяным сном на лишнюю тысячу лет; окажись каменный обломок, врезавшийся в мою поверхность, лишь немного больше – и жизнь исчезла бы, и был бы вечер, и было бы утро – день нулевой.
Но вы не исчезли. Принимали все более разнообразные, все более причудливые формы, множились, проживали жизни невыносимо короткие – и цеплялись за них, и искали простые сокровища в земле. Пока однажды один из вас не посмотрел зачем-то вверх – туда, где в темени мерцали россыпи чужих миров.
