Смеркалось. Алекс сел на диван. Тот отчаянно заскрипел и впился пружиной прямо ему в ягодицу. Он вскочил и подтянул сползшие штаны. "Что-то я схуднул", – Алекс ловко свернул самокрутку и сунул между зубов, скучавших не только по стоматологу, но и зубной щётке. – "Курите спайс – и всё будет как у меня". Он хрипло рассмеялся, не отпуская косяк, и одним движением головы откинул закрывавшую пол-лица чёлку.
Первая затяжка. Яркий свет ослепил Алекса, пробившись сквозь едкий дым спайса. Свежий ветер шевелил засаленные волосы. Он улыбнулся и умостил свой грязный зад прямо в траву. Раздался хруст ломающегося горшка. Алекс ощутил, как осколки вонзаются ему в ягодицы. Он оглянулся. Поляна. Вокруг белёсый туман, словно молочный кисель, который он с детства ненавидел, но тот упорно варила бабка Тома по пятницам. Яркое пятно света. Корова… Корова? Она в упор посмотрела на Алекса и подмигнула. Сзади заржали. Алекс почувствовал, как челюсть открылась, оголив набухший язык. Немигающими глазами он осмотрелся. В тумане блуждали тени. Брат… Жена… Алекс прищурил глаза, пытаясь рассмотреть тех, кто там смеялся.
Из тумана вынырнула его бабка Тома, испустившая дух прошлой осенью. Вращая слепыми глазами во впавших глазницах, она приближалась к нему. Хриплый смех вырывался прямо изнутри широко открытого беззубого рта.
– Не ждал, внучок? – бабка коснулась его лица когтистыми пальцами, с которых свисали остатки кожи, оголив кости. – А мы с Маруськой, – она кивнула на корову, – соскучились. Как квартирка моя? Нравится?
Алекс замотал головой, всё ещё не в силах закрыть рот и моргнуть хоть одним глазом. На него пахнуло землёй, оставляя послевкусие тухлятины. Он попытался оттолкнуть бабку.
– И мне она нравилась, пока моя очередь не пришла, – старуху затрясло, будто в предсмертной агонии. – Ты хотел моей смерти, да? Но убить не решался. Сам мучился и меня в могилу толкал, – она замерла. Вдруг рука взметнулась, скидывая с себя куски тухлого мяса, словно лишнюю одежду. Бабка провела ею в воздухе, и туман послушно рассеялся, открывая распахнутое окно спальни. – Посмотри… – зашептала старуха. – Это твой шанс остановить разложение, – внизу, словно черви в чернеющем трупе, мельтешили люди, хмурые пятиэтажки казались слишком низкими даже для того, чтобы покончить собой. Он отшатнулся.
– Это ты испортила всю нашу жизнь после смерти отца! Ты виновата в том, что мать умерла! Спилась и умерла! Я потерял всё! – Алекс бросал свои слова, словно горящие угли. Он хотел прожечь её шкуру, добраться до её мозга, души, если она там есть. Сжечь её твердолобость и упрямство. Он хотел, чтобы бабка хоть на мгновение признала свои ошибки. Но даже сейчас, после смерти, она думает, что права… бабка усмехнулась.
– Ошибаешься, внучок, – зашепелявила старушка и, словно чеширский кот, исчезла в тумане. Алекс плюхнулся на высокий табурет, возникший вместо бабки.
– Ошибаешься… – прозвучал голос справа. Голова Алекса, будто на пружине, повернулась, и он уткнулся в нос коровы. Та широко улыбнулась. На Алекса пахнуло жжённым сеном, смешанным с дерьмом.
– М-м-м, – Алекс дёрнулся вперёд и укусил корову за морду. Та заржала, будто лошадь. – Что ты, корова, можешь знать?!
– Ошибаешься… – на этот раз прозвучало отчётливее. – Я знаю многое, – корова многозначительно взглянула на Алекса и снова подмигнула ему.
– Это бабка хотела много денег и отправила мать на заработки! Она её пилила! А мы бы и так прожили, – Алекс вскочил на ноги. Глаза его бешено вращались, по подбородку текла слюна, на скулах ходили желваки. – Если бы она не поехала, то была бы жива! – Алекс сжал кулаки. Он изо всех сил старался защитить мать. Её образ, постоянно мелькавший в его снах и галлюцинациях, неизменно светлый и добрый, он не собирался отдавать для измывательств какой-то корове.
– Твоя мать взрослый человек, она сама приняла решение, – корова флегматично отщипнула траву под ногами.
Ненависть огромной волной поднялась из середины живота и накрыла Алекса всего, без остатка. Он схватил табурет, замахнулся и бросил его возле коровы.
– И я не какая-то, – промычала корова, отщипнула ещё немного травы и уставилась вдаль. Алекс от злобы и бессилья сжимал кулаки. – Ну, давай, попробуй… – подначила его корова, даже не поворачиваясь к нему. Именно сейчас эта корова ему напомнила бабку Тому.
Алекс подскочил и, размахнувшись, обеими руками изо всех сил ударил по корове. В тот же момент его нос упёрся в мокрую траву, с запахом зассаного ковра. Алекс вскочил, прихватив табурет. Коровы не было. Озираясь по сторонам и вращая головой, будто взбесившимся флюгером, он разбил табурет и пнул диван, тот издал сдавленный скрип. Волна схлынула, и Алекс свалился на пол. Осколки горшка вонзились в спину. Он заорал. Откатиться в сторону не успел, как сверху из тумана возникла корова.
– Ты просрал свою жизнь. Тебе седой сколько шансов давал? – мычала корова, всё сильнее вдавливая Алекса в осколки, напоминавшие ему о его поломанной жизни. Её голос до этого флегматичный и отрешённый внезапно стал визгливым, будто вилкой скребли по стеклу. – Ты что с этим сделал? – смрад изо рта коровы становился невыносимым, как и её разговоры. – Ты жизнь спустил в унитаз! – корова ткнула ему копытом в лоб. – Не ищи виноватых. Работай! Твой младший брат всего достиг сам.
