– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться…
Командир роты оторвался от окуляров бинокля и увидел перед собой молодого незнакомого лейтенанта. Всё было понятно с первого взгляда. Опущенные уши у шапки на слабом десятиградусном морозе, испуганные глаза и дрожащие от волнения губы. Щенок еще…
Боровой снова посмотрел на расположенный вдали холм.
– Ты не в царской армии, – произнес он. – Не загибай пальцы и ладонью не верти, когда отдаешь честь.
Лейтенант испуганно попытался исправиться, но получилось еще хуже.
– Я к вам…
– Я понял. Ох, не вовремя ты!
– Меня направили, чтобы принять командование взводом!
– Да опусти ты руку! – с досадой ответил ротный, снова повернувшись к лейтенанту. – Давно окончил курсы?
– Три дня назад!
– Сколько учился?
– Две недели!
Боровой усмехнулся. Это было некрасиво, но он ничего не мог с собой поделать. Разве можно подготовить настоящего офицера за две недели! Только на изучение основ боя и тактики требуется не меньше трех месяцев. А есть вещи, которым невозможно обучить, которые приходят только с опытом…
– Извини, – сказал Боровой. – Сколько тебе лет?
– Девятнадцать, но скоро исполнится двадцать.
– Что ж… – Ротный повернулся и наткнулся на колючий взгляд старшины, который, судя по всему, был того же мнения о лейтенанте, что и Боровой. – Примешь первый взвод.
Взгляд молодого лейтенанта просветлел.
– А где они сидят? То есть я хотел спросить…
– Первый взвод занимает западный рубеж обороны. А найдешь их сам, понял? Это твое первое задание. – Боровой снова стал внимательно рассматривать в бинокль нетронутые сугробы противоположного холма.
Лейтенант растерялся:
– Я ведь здесь чужой. Как же я их найду?
– Найдешь-найдешь! – не отрываясь от бинокля, произнес Боровой.
Он вдруг настороженно поднял голову, словно услышал что-то.
– Всё! – рявкнул ротный. – У тебя минута-полторы, чтобы найти свой взвод. Не справишься – отдам под трибунал за неисполнение приказа. Бего-о-ом!..
Ошеломленный лейтенант бросился вон, но споткнулся и упал. Он спешно поднялся, сапоги скользили по снегу, руки в домашних вязаных перчатках пытались ухватиться за обледенелые стенки окопа.
– Что думаешь, Семен Владимирович? – спросил Боровой, когда молодой лейтенант скрылся за бруствером.
– Может и не дожить до трибунала, – мрачно ответил старшина. Голос у него был с хрипотцой, словно от долгого курения.
– Если не справится с простым заданием – мне такой командир не нужен. Как думаешь, есть в нем характер?
– Щенок безвольный.
– Не надо таких выражений, Семен Владимирович.
– Ты спросил, я ответил.
Боровой в который раз посмотрел на холм, недовольно покачал головой, затем поверх ушанки натянул каску, туго стянув ремешок на подбородке. Старшина смотрел в ту же сторону, но как-то безучастно. Его, казалось, совсем не волновало, что там за холмом. Ушанка с красной звездой была надвинута почти на самые брови. Он не стал надевать каску, будто смерть ему была нипочем.
– До сих пор не можешь оправиться? – осторожно спросил Боровой.
– Не придумано еще таких лекарств, – ответил старшина, выдохнув со словами облачко пара.
– Каску надень, – приказал ротный и ощутил на себе безразличный взгляд старшины.
– Ты и меня прикажешь под трибунал за неисполнение приказа?
– Брось, Семен. Ты мне мертвый не нужен. Всё и так плохо, да тебе еще шальной осколок голову продырявит! С кем мне воевать? С этим лейтенантом сопливым?
Из-за холма прорезался низкий, раскатистый гул. Казавшийся далеким, он неотвратимо приближался…
Мама милая! За что же? Как же так?
Лейтенант Алексей Калинин, спотыкаясь, бежал вдоль окопов. Он перепрыгивал через сугробы, огибал молодые березки, иногда падал, поднимался и бежал опять.
Одна минута! Одна минута!
Его этому не учили. Никогда не учили! Более того, до этого момента с ним никто не разговаривал так жестко. Ни за время школьной учебы, ни за те два года, которые он провел в МГУ…
Мама милая! Почему только одна минута? Всего одна, чтобы найти взвод и принять командование. Красноармейцы совсем не знают его! А что, если они не будут разговаривать с ним или, еще хуже, будут кричать на него? Он никогда не знакомился так с людьми. Кто-то должен представить его взводу, это обязательно! Этого требуют элементарные нормы поведения.
Калинин споткнулся о корень и свалился в траншею к одному из красноармейцев.
– Ты что? Ошалел, чума?!
– Простите меня, – выбираясь из окопа, бормотал Алексей. – Искренне прошу, простите! Мне нужен первый взвод…
Он не успел дождаться ответа, поскольку не удержал равновесие и кубарем скатился с горки.
Лейтенант замер, сидя на снегу. Сколько прошло времени? Минута? Он не знал. Впрочем, ротный сказал, что, возможно, у него чуть больше времени.
…Калинин внезапно услышал звук, который еще минуту назад почуял ротный Боровой. Из-за холма, располагавшегося метрах в ста перед линией обороны, донесся низкий басовитый гул. Словно раскаты грома душным летним вечером. Только это был не гром. Да и на дворе стоял далеко не июнь, а февраль 1942 года.
Калинин тревожно глянул на холм, словно надеялся, что тот внезапно станет прозрачным и откроет взору источник досаждающего гула. Голова вспотела, пока он бежал вдоль окопов, и Алексей поднял уши шапки на «рыбьем меху», чтобы завязать их на макушке, но так и забыл это сделать. Из-за холма, словно черная воронья стая, выплыло десятка два немецких бомбардировщиков.
