Я – социальный бомж. Если это, конечно, можно так назвать. Хотя… можно. У меня нет ни жилища, ни планов на жизнь, ни перспектив. Этим и живу.
За собой я слежу, поэтому особо ничем от окружающих не отличаюсь.
Можно сказать, что моё нынешнее состояние – это вызов обществу, вызов самому себе, реальный шаг начать жизнь с чистого листа, с абсолютного нуля, без всех штампов и стереотипов, навязанных родителями и общественным мнением.
Но я не всегда был таким. Таким меня сделали некоторые обстоятельства.
До того, как перебраться в столицу, я учился в профессионально-техническом училище (в простонародье – ПТУ, или, как сейчас модно, – в колледже). Учился, да не доучился. Курсе на третьем нас попросили больше не приходить на занятия. ПТУ снесли, а вместо него воздвигли очередной торгово-развлекательный центр.
– Что планируешь теперь делать? – спросили тогда родители.
– Найти себя в этом обществе, – ответил я.
– Понятно… сыночек, раз ты уже закончил учиться, значит, ты уже стал совсем большим. Большим и самостоятельным. Мы собрали твои вещи и готовы отпустить тебя в свободное плаванье.
Свободное плаванье мне ничего путного не светило. Кажется, это было понятно всем, кроме моих родителей. Посему со своими вещами я перебрался к бабушке в однушку.
– Странно, – в полголоса сказала бабушка, глядя на экран телевизора с милой вязаной салфеткой на верхней части старенькой коробки. – Раньше в это время детские передачи показывали, теперь документальное кино про то, как живут уголовники на зоне.
Я сидел за столом напротив и поглощал вчерашний борщ. Думал ли я о том, что ждёт меня завтра? Нет. Думать было лень и страшно. Страшно за то, что в завтра меня ничего не ждёт. Бабушка же полистала телепередачи, после снова вернулась к жизни уголовников и присоединилась ко мне за стол.
– Ну, что, внучок, какие планы на жизнь? – поинтересовалась она с каким-то ехидством, будто в этой фразе умещались все насмешки над современным поколением.
Я пожал плечами, поелозил ложкой в тарелке и посмотрел в экран телевизора.
– Не знаю, – ответил я. – Работу нужно искать, а для этого диплом получить надо.
– Зачем тебе диплом? – спросила следом старушка, махнув в мою сторону рукой. – Диплом говорит работодателю о том, что его обладатель способен целыми днями заниматься бессмысленной фигнёй, потому что так сказал начальник.
– Так я ничем и не умею заниматься. Только фигнёй. Неудачник – это не профессия и не зарплата.
– Ну, почему сразу неудачник? Ты у нас мальчик открытый, весёлый, смелый, под солнцем загорелый. В столицу тебе надо.
Это заявление вызвало во мне улыбку. Ровно на секунду, на вторую она уже медленно сошла с моего лица.
– Куда? – переспросил я. – В столицу?
– А что? – удивилась бабушка. – Почему бы и нет? Ты безработный, безденежный, бесперспективный. Такие, как раз, туда и стекаются. И многого, между прочим, добиваются. Вот, посмотри в телевизор, там же все такие, как ты.
Я глянул в телевизор, где один из заключённых рассказывал про тюремные будни. Стало грустно и немного обидно.
– Да я не про них, – продолжила бабушка, махнув рукой на этот раз в сторону телевизора. – В телевизор тебе надо, передачи сочинять. Вот помнишь мою любимую передачу, где слова надо угадывать и барабан крутить? Можно ведь создать шоу интереснее. Вот они разгадывают эти слова уже лет тридцать, а хочется-то экшончика. Да чтоб не на жизнь, а насмерть! Чтоб собак на них спускали натренированных. Или львов. Сходи в телецентр, предложи там главному рептилойду идейку. А сам ведущим напросись. Денег заработаешь, бабушку в столицу перевезёшь.
