Изыскатель.
Марсьяль, официант.
Цветочница.
Председатель.
Барон.
Уличный певец.
Полицейский.
Рассыльный.
Мусорщик.
Глухонемой.
Ирма, судомойка.
Продавец шнурков.
Жонглер.
Биржевой заяц.
Рантье.
Чудак.
Три женщины.
Орели, безумная из Шайо.
Жаден, сотрудник службы здравоохранения.
Спасатель с моста Альма.
Пьер.
Грязный господин.
Второй полицейский.
Рабочий канализационной сети.
Констанс, безумная из Пасси.
Габриэль, безумная из Сен-Сюльпис.
Жозефина, безумная из Конкорд.
Председатель административного совета.
Гг. Изыскатели из эксплуатационных синдикатов.
Гг. Депутаты, члены комиссии по нефтяным ресурсам.
Гг. Руководители рекламных агентств.
Первый руководитель.
Директор.
Генеральный секретарь.
Первая дама.
Вторая дама.
Третья дама.
Старичок.
Предводитель первой группы людей.
Первая группа людей, друзья животных.
Предводитель второй группы.
Вторая группа, друзья растений.
Предводитель третьей группы.
Третья группа, Адольфы Берто.
Терраса кафе «Франсис» на площади Альма.
Председатель. Садитесь, барон. Сейчас вам нальют портвейна. Его держат здесь для меня лично. Надо же нам отпраздновать этот день: похоже, он будет подлинно историческим.
Барон. Что ж, портвейн так портвейн.
Председатель. Сигару? Тоже мой специальный сорт.
Барон. Лучше, пожалуй, кальян. Он словно переносит меня в атмосферу арабской сказки. Мне кажется, я в Багдаде. Утро. Воры сводят знакомство друг с другом и перед выходом на добычу рассказывают друг другу о себе.
Председатель. Охотно готов это сделать. В море приключений небесполезно подчас определить свое точное местонахождение. Начинайте вы.
Барон. Меня зовут Жан-Ипполит, барон Томар…
Перед столиком останавливается уличный Певец. Он поет начальную арию из «Прекрасной полячки».
Певец.
«Слышишь ли ты сигнал?
Адский оркестр заиграл!»
Председатель. Официант, уберите его.
Официант. Он поет из «Прекрасной полячки», мсье.
Председатель. Меня не интересует его программа. Я прошу вас убрать его.
Певец исчезает.
Барон. Меня зовут Жан-Ипполит, барон Томар. Лет до пятидесяти я жил довольно бесхитростно: вся моя деятельность сводилась к продаже очередного унаследованного имения для содержания очередной приятельницы. Я обменивал названия мест на личные имена: Эссар на Мелину, Маладрери на Линду, Дюрандьер на Дэзи. Чем более по-французски звучало название места, тем экзотичней – имя. Последняя проданная мною ферма – Фротто, последнее имя – Аннушка. Затем наступил более смутный период: я дошел до того, что писал сочинения и решал задачи за учеников лицея Жансон. Клиентуру мне добывал один книготорговец. Ваш сын заметил, что у нас с ним очень схожие почерки, и доверил мне даже переписку домашних работ набело. За это прилежание, отнюдь не свойственное мне в школьные годы, я заслужил награду, которую ходячая мораль сулит примерным ученикам. Сынок ваш, которому я представил мою Аннушку, представил меня вам, и вы, едва услышав, как звучит мое личное имя, если осмелюсь так выразиться, сочли за благо предложить мне кресло в Административном совете учреждаемого вами ныне Общества…
Председатель. Теперь моя очередь. Меня зовут…
Цветочница. Фиалки, сударь!
Председатель. Убирайтесь…
Цветочница исчезает.
Председатель. Меня зовут Эмиль Дюраншон. Матушка моя, Эрнестина Дюраншон, надрывалась на поденщине, чтобы платить за мое обучение в коллеже. Она всю жизнь что-то мыла, присев на корточки, – иной я ее не видел. Когда, оживая в моей памяти, она поднимается на ноги, я не узнаю ее лица: оно дышит местью, и мать словно плюет на меня. Поэтому я предпочитаю помнить ее сидящей на корточках. Когда меня исключили за создание первого в моей биографии акционерного общества – библиотеки книг непристойного содержания, которые я ссужал товарищам за солидную плату, я отправился в Париж с честолюбивым намерением усвоить методы знаменитых людей. Дебютировал я плохо – рассыльным в газете «Фронда», главный редактор которой – известная госпожа Северин – поручила мне отправку дохлых собак на учрежденное ею специальное кладбище для животных в Аньере. Увы, такая уж у меня, видимо, натура: я грубо обращаюсь даже с дохлыми собаками. Не больше мне повезло и в должности реквизитора у Сары Бернар: ей самой пришла пора собирать чемоданы. Не преуспел я и как мойщик велосипеда при гонщике Жаклене: машина его уже перестала пылиться на ходу. Общение со славой принесло мне лишь голод, унижения, лохмотья; поэтому я обратил взоры на безликих, безымянных людей, затерянных в толпе и словно чего-то выжидающих. И тут счастье улыбнулось мне. Первая же физиономия без особых примет, случайно увиденная мною в метро, – и я заработал первую свою тысячу, сбыв дураку фальшивые пятифранковики. Вторая такая же рожа, хотя и с большой родинкой, встреченная на площади Оперы, помогла окончательно раскрыться моему дарованию: я возглавил шайку торговцев бракованными электробатарейками. Я все понял. С тех пор я ставил исключительно на эти маски, на людей с лицом, безжизненным даже тогда, когда его разнообразят нервный тик или оспенные щербины. Я ставил на них, как только мне удавалось их встретить, и, сами видите, сделался председателем одиннадцати правлений, членом пятидесяти двух административных советов, обладателем стольких же банковских счетов и будущим директором Международного акционерного общества, членом правления которого вы только что дали согласие стать.
