Алексей от смущения растерялся и не знал, что сказать. Ничего не идет на ум, когда на тебя смотрят два десятка глаз, пускай в полутьме, но он кожей чувствовал их напряженное внимание.
В бою проще. За три года войны молодой лейтенант, теперь уже командир танковой роты в десять боевых единиц, научился заглушать страх, не замечать комок в горле, отдавать приказы, не думая о тех, кто уже их не слышит, догорая в подбитом танке. Поэтому в неформальной обстановке так оказалось трудно молодому ротному найти правильные слова. Ведь он младше большей части всех, кто сейчас замер в вагоне-теплушке, терпеливо ожидая слова поздравления от своего командира. Лейтенант Алексей Соколов уже год как был назначен командовать танковой ротой – десять «тридцатьчетверок» и больше тридцати человек рядового состава, и это в двадцать пять лет, почти сразу после окончания танковой школы. Только боевые заслуги и звания дались ему не просто так, каждый километр военных дорог отмечен страшными сражениями, из которых он сумел выйти живым благодаря мужеству и умению мыслить тактически. И не он один. Любимый экипаж прошел с ним все три года войны, не потеряв верный Т-34 по прозвищу «Зверобой», и тоже остался жив. И вместе с командирским экипажем шли сражаться с армией фашистов танковые отделения, веря в победу, веря в своего командира.
Только вот сейчас Алексей стоит, зажав в руке металлическую фляжку с «боевыми» ста граммами, и никак не может найти важные слова, чтобы поздравить своих бойцов с праздником. Сегодня Новый год, прямо сейчас стрелки на Спасской башне коснулись цифры двенадцать, а здесь, на фронте, весь вагон замер в ожидании чуда, которое, возможно, случится в новом году. Чудо как в сказке, чтобы злодей был наказан, а добро победило. И Алексей вдруг понял, что они действительно, как дети, ждут чуда, только должны это чудо совершить сами, своими руками, своим оружием и техникой. И он, выдохнув, звонко сказал:
– За победу, товарищи! За то, чтобы в новом году мы одолели проклятого Гитлера с его армией и освободили нашу страну! За мирную жизнь!
По вагону прокатилось дружное «ура», раздался металлический звук от чоканья фляжек со спиртом. Разомлевшие от тепла, еды, выпивки, танкисты сидели, окружив самодельную печурку. Они пускали по кругу нехитрую закуску – котелок с консервами и сухари. Пошли разговоры о мирной жизни, о родных и любимых, что ждали в тылу.
Коля Бочкин, заряжающий командирского экипажа, захмелевший и румяный после непривычной ему выпивки, показывал фотографию миловидной девушки:
– Вот, невеста меня ждет, Лиза, в консерватории учится. С концертами на фронте выступает!
– Ух ты, артистка!
– Красавица! Повезло тебе, парень!
Со всех сторон понеслись одобрительные возгласы.
– Вернусь домой и сразу женюсь! – смело заявил Колька и с чувством чмокнул помятый снимок.
Старшина Василий Иванович Логунов, командир танка и наводчик командирского экипажа, по-отечески заботливо приобнял разбушевавшегося парнишку. Привык он заботиться о Кольке, все три года опекая и в бою, и во время затишья двадцатилетнего неопытного ефрейтора. Но делал он так не только потому, что как командир экипажа отвечал за жизнь каждого из своих подчиненных, да и по сравнению с остальными членами танкового отделения обладал немалым военным опытом: он участвовал в Финской войне и был награжден за военные действия при прорыве линии Маннергейма. Военный опыт и широкая душа помогали сибирскому богатырю заботиться словом и делом о боевых товарищах. Но к Кольке у него было особенное отношение, парнишка, можно сказать, был его названым сыном. Логунова и Бочкина призвали в танковые войска из одной деревни из-под Омска, где еще до войны у Василия начался роман с местной красавицей Любой Бочкиной. И успел бы добродушный и честный Василий жениться на своей возлюбленной, если бы не упрямство и сопротивление ее сына – Николая. Только оказавшись на войне в одном танке, пройдя через ужасы боев, Колька понял, как был неправ, устраивая матери скандалы, не желая принимать отчима в семью. И за три года войны тот стал ему настоящим отцом, роднее любого человека на земле. Вот и сейчас, заметив, что парнишка от усталости и непривычной для него выпивки быстро опьянел, Василий мягко приобнял его за плечи и потянул к самодельным нарам вдоль стен, где уже были приготовлены из шинелей мягкие постели. Колька покорно шлепнулся на самодельную лежанку, протянул еще раз задиристо:
– Приеду, и сразу свадьбу сыграем!
– Сыграем, сыграем, спи пока! – рассмеялся в усы Логунов, умиляясь задору пасынка, представив, как он будет гулять на Колькиной свадьбе.
Каждый в этой теплушке, что стремительно везла их в сторону Финского залива, к подступам фашистского кольца вокруг Ленинграда, мечтал погулять на свадьбе боевого товарища, взять на руки своих детей, обнять жену или родителей. И разговоры о мирной жизни не утихали.
– Гитлер и его армия – зло страшное, единственная радость в том, что жену свою встретил на войне. Если бы не эта случайная встреча, то так и остался бы бобылем до конца жизни, – покачал головой Семен Михайлович Бабенко, механик-водитель командирского танка.
