«На неповиновение законным требованиям, сотрудники силовых ведомств вправе открыть по вам огонь».
Громкоговорители, облепившие собой столбы у тротуаров, не умолкали вот уже как несколько часов с начала восстания. Женский роботизированный голос, больше напоминающий скрежет по металлу, нежели звук, произведенный человеческими связками, дополнялся глухими взрывами гранат и непрекращающейся сиреной, доносящимися с главной площади города. Двое юношей, сидящие на каменной плитке в узком переулке, переводили дыхание. Обоим – не больше двадцати лет. В длинных парках, они молча передавали друг другу половинку лимона, поочередно откусывая и тщательно пережевывая цедру кислого плода.
– Под слезоточивый газ попал?
Молодой человек, сморщив лицо, отдал лимон своему собеседнику.
– Да, я двигался в конце колонны с севера города к центральной площади. На мостовой нас встретила шеренга жандармов. Думали, что прорвем их строй, нас было в разы больше. Но только мы приблизились к ним – они открыли огонь. Сначала я подумал, что на поражение, но оказалось, что нас обстреляли слезоточивыми гранатами. Многие начали в панике разбредаться, проскальзывая в улочки меж домов. В неразберихе я упал на дорогу, еле сумев отползти в сторону, чтобы меня не растоптали. Сейчас, наверное, когда бунт охватил все районы, они стреляют на поражение. Никола. – юноша подал руку своему собеседнику.
– Микхэаль. Ты был с самого начала шествия?
– Да, мы были в одной из двух колонн. Насколько я знаю, вторая шла с юга. Должны были встретиться у городской мэрии. Как жжется. – Никола, выругавшись, выдавил лимонный сок себе в рот, после чего достал бутылку с водой из кармана парки и облил лицо ее содержимым, стараясь промыть покрасневшие глаза. – Я не знаю, что стало с теми, кто был в первых рядах нашего шествия, но… – лицо юноши побелело, будто бы он вновь пережил увиденное. – может быть это из-за газа, я же ничего толком не видел, глаза с трудом открывал, а может они подмешивают чего в него, что вызывает отвратительные галлюцинации. Просто мне показалось, что тех, кто не смог вовремя унести от них ноги, жандармы…
– Ели.
Никола кивнул, набрав воды в рот и выплюнув ее. – ты тоже это видел?
– Да.
– Я как увидел это, так сразу вскочил на ноги и побежал оттуда, что было прыти. Повезло, что они меня своей дичью не выбрали. Потом, переводя дыхание в переулке, подумал, что причудилось, да и криков я особо не слышал. А ты где подобное увидел, Микхаэль?
– Мы с друзьями стояли на перекрестке в паре километров от западного въезда в город, в руках у нас транспаранты были. Мы и не заметили, как они к нам подошли со спины. А потом бах-бах. – Микхэль сложил свою ладонь в пистолет и показал ей выстрелы. – Всех перебили. По мне промазали, только куртку порвали. Бежать там особо некуда было, поэтому я спрятался в переулке подобном этому. Видел, как эти мрази подошли к телам моих друзей, сняли свои шлемы и начали вгрызаться в их в кожу, отрывая ее. Как псы цепные. – юноша взял бутылку из рук Николы и осушил ее до дна за один глоток. – Я никогда не видел их без шлемов до этого. У них лиц нет. Просто рот с клыками. Меня от этой картины чуть не стошнило. Мне тоже повезло, что они меня не услышали, я тихо вышел на соседнюю улицу и побежал, куда глаза глядят.
«Разойдитесь по домам, отправляйтесь к тентам и укройтесь в своих жилых местах. Не покидайте район тентов до последующих объявлений мэрии. Соблюдайте комендантский час. Не перечьте сотрудникам силовых ведомств».
– Ну что же, – Микхаэль встал с тротуара, подал руку Николе и помог ему подняться на ноги. – если итоговая точка собрания что у протестующих, что у властей – это центр города, пойдем к площади. Выбор у нас не велик.
* * *
Чем ближе к центральной площади подходили Микхаэль и Никола, тем пунцовее становились кирпичи и камни улиц, сменяющихся одна за другой: дома, дороги – на всем были кровавые печати, запечатлевшие следы силового подавления протеста. Изуродованные трупы бунтующих, многие из которых потеряли свои конечности, что стали обедом стражей правопорядка, застилали собой всю доступную дорогу, из-за чего юношам приходилось идти прямо по убитым. Спустя еще несколько поворотов к алым лужам добавились черные густые ручьи, а тела протестующих теперь соседствовали с телами жандармов, чье вооружение было украдено одолевшими их горожанами. Шум, состоящий из грохота от взрывов, заикающейся сирены и гула из тысячи сливающихся воедино голосов, нарастал в геометрической прогрессии, в какой-то момент заглушив собой повторяющие одни и те же фразы по кругу громкоговорители. Обогнув двухэтажное здание, раньше являющееся одним из сотни ничем друга от друга неотличимых государственных магазинов радиоприемников и телевизоров, а ныне разгромленное бунтующими, Никола и Микхаэль столкнулись с девушкой, вышедшей из соседнего переулка. Одетая в полосатый свитер, юбку чуть выше колена и лоферы, в руках она держала транспарант с надписью: «Смерть коровам».
– Вы тоже идете в центр? – Девушке приходилось кричать, дабы ее слова могли быть услышанными. Услышав «да» от юношей, она продолжила – Вы не будете против, если я пойду с вами? Мое имя Мадлен.
