– Будет исполнено, сэр.
– Да, сэр.
– Человечество в опасности.
– Да, сэр.
Нечто не понимает – почему никого нет, обещали же, договаривались же, звали нечто, нечто так старалось, придумывало вокзал…
А никого нет.
– Да, сэр.
– Да, сэр.
– Ну как бы это сказать… даже не знаю… чужой. Опасный. Мало ли там что…
– Да, сэр.
Нечто вытягивается по координатам, зовет кого-то в пустоте – беззвучно, безмолвно…
…никого нет.
– …уничтожить портал.
– Есть, сэр.
– Да, сэр.
– Слушаю.
– Слушаюсь, сэр.
– Во время войны здание Оперы сильно пострадало в результате американских бомбежек.
– Вот-вот, после войны американцам задали тот же самый вопрос. И знаете, что они ответили? Они сказали – а мы бомбили вокзал.
Нечто спрашивает, как его зовут.
Его.
Трехмерного напротив.
А у нечто имени нет. И номера порядкового нет.
Ничего нет.
Поэтому – нечто.
Нечто смотрит напротив, видит мышечные мешки, наполненные кровью, чует электромагнитное поле, понимает:
Трехмерный.
Инь.
Трехмерные, они разные бывают: есть инь, есть янь.
У человека надо спросить имя. Так нечто приучили, видишь трехмерного (мешки, наполненные соленой кровью, пульсирует магнитное поле) – спроси имя.
Нечто спрашивает имя.
Трехмерный отвечает.
Нечто спрашивает, что означает его имя. Так у трехмерных заведено, имя дается по имени какого-нибудь зверя или птицы, или по какой-то работе, или еще как.
Трехмерный рассказывает. Это в честь зверя ему дали имя. Зверь такой с четырьмя ногами, трехмерные ему на спину сядут и едут, а он по земле бежит – тык-тык, тык-тык, тык-тык, а потом визжит – и-и-и-и-и-и-и!
Вот такое у него имя.
Нечто прислушивается.
Приглядывается.
Причувствывается.
Кожаный мешок, наполненный кровью.
Один.
Инь.
И еще один.
Тоже инь.
Трехмерные. Даже отсюда видно – трехмерные, можно не поворачивать глаза, не присматриваться.
Нечто спрашивает имена.
У одного имя коротенькое, а что оно значит? А это значит, что ничего нет. Вот когда один камень – это один, а когда два – это два, а когда нет камней, вот тогда и говорят…
Нечто не понимает, зачем говорить про то, чего нет. Нечто осторожно спрашивает, а сам трехмерный есть, или его тоже нет – трехмерный объясняет, что он есть.
Нечто совсем ничего не понимает.
Ну да ладно.
У трехмерных свои правила.
А у второго имя сложное, оно означает место, где много трехмерных живут.
Трехмерные, они кучей живут.
Может, так теплее, может, еще что.
Нечто говорит:
Вокзал.
Место такое, куда идут, чтобы попасть куда-то далеко-далеко.
Трехмерные достают модели вокзала. Нечто сердится, нечто фыркает, нечто не понимает, мало того, что сами загнали себя в три координаты, еще и вокзал запихали на плоскость, и как его теперь на плоскости понять?
Трехмерные пугаются. Один из них (у которого имя – то, чего нет) берет тончайшую древесину, сворачивает из неё трехмерную модель…
Нечто всё равно сердится.
Но уже не так.
Поменьше.
Нечто прикасается к чему-то уже не живому, но еще не мертвому, шершавому, с шипами, трехмерному, да тут все трехмерное.
Нечто спрашивает имя.
Повторяет за трехмерными:
– Кас-с-стани-и…
– Строительство Оперы поручили двум выдающимся архитекторам – фон Зикардсбургу и ван дер Нюллю…
Трехмерный (у которого имя, как место, где кучей живут) соскакивает с места, комкает древесину, спешит прочь:
– Не могу, не могу, не могу, не понимаю…
И верно.
Где им вокзал понять, нечто и само не понимает, как связать три измерения и пять.
А надо понять.
Надо.
Нечто осторожно прикасается к сознанию трехмерного, бережно-бережно зовет назад. Трехмерный отскакивает, обожжённый чужим сознанием, растирает виски…
Вокзал построили.
Знатный вокзал получился.
Как надо.
Ну, трехмерные не видят, какой вокзал получился, они только три координаты видят, ходят, смотрят, ахают, а чего ахают, не видно же им ни черта…
Янь.
То все ини были.
А то янь.
Привели вот.
Янь.
У янь камни на шее.
Нечто придирчиво смотрит на камни, точно ли такие, как надо – всё верно, хорошие камни, и отточены как велено. Смотрит на янь – и янь что надо, и аура что надо, мягкая, нежная, податливая…
Янь боится.
Нечто мягко успокаивает янь, не понимает, чего янь боится, так всё хорошо, и вокзал такой хороший, и янь такая хорошая, и нечто такое хорошее, нечто, оно, правда, одно, его сравнить не с чем, ну да ладно, всё равно хорошее.
