Рубли-билетёры протёрли очки,
На вахте червонцы хрустят, старички,
У зеркала возле курилки
Захрюкали свиньи-копилки.
Фойе заполняет шуршанье купюр.
Вот вексель, одетый во всё от кутюр,
Вот ваучер, он мазохист-театрал
И сам на контроле себя надорвал.
Вот в корочке ксива-подделка,
Талон голубого оттенка
И критик один – лотерейный билет,
Который всегда устремлён в туалет.
В глазах от количества цифр рябит,
Партер до отказа деньгами набит.
А доллар и евро без скромности ложной,
Из ложи нацелив бинокль дорожный,
На сцену глядят и с ухмылками ждут
Спектакля, который им люди дадут.
Звучит увертюра. Усталые люди
На сцене лежат, как монеты на блюде.
Встают. Чистят зубы. Трясутся в метро.
В ларьках покупают табак и ситро.
Летят в самолётах. В больницах лежат.
Целуются в загсах, в окопах дрожат,
Рожают детей и друзей предают,
Дерутся, смеются, танцуют, поют.
Бессмертья желают и тонут в грехах,
Друг другу в любви признаются в стихах,
Мечтают о выгодной денежной смете,
Мешающей радостно думать о смерти,
И в зеркале сцены, описанном Данте,
Играют спектакли по мере таланта.
А деньги на это глазеют из зала.
Им кажется – трагики тратятся мало,
Герои не любят, растут травести,
У комиков комкать репризы в чести.
Короче, претензий к актёрам хватает,
От этого деньги безжалостно тают,
Ходя за актёрами, как за детьми.
Жестокие игры у денег с людьми.
