Книга не пропагандирует употребление наркотиков, психотропных веществ или каких бы то ни было других запрещенных веществ. Автор категорически осуждает производство, распространение, употребление, рекламу и пропаганду запрещенных веществ. Наркотики – это плохо!
Книга не пропагандирует нетрадиционные сексуальные отношения и предпочтения. Автор категорически против Родителя Один, Родителя Два, Родителя Три и всех последующих. Автор убежден, что задний проход пригоден только для прохода сзади каловых масс, для колоноскопии и (в некоторых случаях) для массажа простаты.
Книга не пропагандирует суицид, так как она считает, что самоубийство только для слабаков, или для лиц нетрадиционной сексуальной ориентации, или только для кого-нибудь еще, кто не тот, кто это читает.
***
Путь в иной мир – есть не что иное, как сам путник.
Демчог В.В.
Как только ни вредит себе человек, чтобы не умереть. Не живые, но все еще мертвые не решаются на полную смерть, а выбирают крохотную. Каждый день. И неслучайно дым сигареты так жаждет целовать легкие. Убить себя не своими руками. Руками другого. Как покончить с собой, не убивая себя? – Влюбиться. В такого же. Да! Да! Точно. Так, чтобы это была любовь! Худшее всегда всем удается лучше. Чем что? Трупов много. Их больше. Морги пусты, а улицы переполнены. Трупы ползут друг к дружке сквозь время. На ищущих до крови коленях. Встречаются потому, что никогда не должны были встретиться. Нельзя. Не в силах убить себя, но в силах убить другого. Совместный суицид. Так они любят. Умереть вместе. Друг от друга.
– Я уже еду. Скоро буду.
– Нет, не будешь.
– Что это значит?
Но ответа нет.
– Ответь, пожалуйста.
Но нет ответа.
– Возьми трубку. Хотя бы скажи мне, что происходит. Просто скажи. Ну за что ты так со мной?
Вера выключает телефон. Роман просит таксиста ехать быстрее. Забегает в подъезд. Стучит в дверь. Жмет на звонок. Отключен.
– Пожалуйста, впусти. Ну зачем ты так со мной?
Кричит в угрюмое лицо двери, умоляет. Ответа нет. Ничего. Подъездная полутьма. Мигающая лампочка повесилась на худом проводе. Тишина, прерываемая криками чужих жизней. Роман стоит у двери. Падает на нее. Ждет, что та поймает. Но у двери нет рук, как и у людей. Сползает вниз. Обнимает колени. Глотает горло. Челюсти пальцев кусают лицо. Ногти хотят крови. Подъезд ничего не чувствует. Он – только пасть с множеством голосов. Крики ссорятся, рассказывая об одной и той же жизни, одинаковой у всех, своей у каждого. Роман плачет.
Сверток человеческой бумаги. Как бы ветер не унес Романа. Неуклюже-оброненная капля человечины. Харчок на полу. Клочком мясного мусора Роман ненужно валяется у ног двери, жмется к ее подошве. Сознание Романа жмется к Вере. Но как одна, так и другая – холодны. Одна и другая – закрытые двери. Человеческая кожа тепла, как лед. В объятиях – замерзаешь.
В минуты вроде этих. Роман всего ближе к Вере, когда ее нет. И когда он противится ей. Чем больше противится, тем меньше сил сопротивляться, тем уязвимее сила. Чем больше прячется в одежды, тем обнаженнее тело. Роман борется с Верой. Но чем дальше он от нее разумом, тем ближе – сердцем.
Она всегда далеко. Особенно когда лежит у него на груди. Целует его кожу. На прощание. Спокойной ночи. Она лжет. Их тела в одной кровати. На расстоянии прикосновения. Такого нежного и теплого, но невозможного. Отворачиваясь, она толкает труп Романа в одиночество. Спокойная ночь – это то, чего он не знает. То, чего не желает ее сон.
Фантазия Романа ползет сквозь стену червем. Пытается узнать. Вновь и вновь. Любит ли она его? Роман видит ее. Несчастное безумие с широко-испуганными глазами. Не пускает Романа. Не дает помочь. Быть может, стынет сейчас у двери. Как у своей последней двери. Безумие, которое он любит.
Дома, как в гробу. На земле, как под землей. Заплаканная мумия. Игрушка страхов. Тщетная минута, вздохи тщетны. Призрак, скомканный в тревогу. Ноги тихо бродят. Губы подергиваются. Боится ротик. Шаги не уверены, есть ли они на самом деле. Болят тонкие колени. Они слишком долго бились о пол. В сомнении согнута спина. И мертвый свет. Вера. Жизнь цветет, как дым и сигаретный уголек. Нет силы, чтобы вырваться. Есть силы, чтобы тлеть. Пустая комната. В воздухе, как в океане, плавает лед. Безмолвно кресло, затертое мыслями до дыр. Возможно, Вера видит в скважину замка или в глазок. Нет ничего, но есть вопрос. Впусти.
Сейчас, когда Роман растекся по полу. Прижат. Всегда. Сердцем к сердцу, даже когда ее нет. Будет ли еще хоть что-то? Его любовь понимает все. Но это все, что она может. Дверь обита черным дерматином, на ней ромбы. Навзрыд молчат глаза. С дверью не поспорить. Дверь лучше всех на свете знает, как правильно, что верно. Она просто закрыта. Разбейся о нее. Люди говорят, что счастье существует и не врут. Но счастье всегда остается за дверью, сквозь которую нас не пропустят.
