Читать онлайн полностью бесплатно Анна Ясельман - Бар

Первая книжка – это страшно и сложно. Первая книжка – это безумие и счастье. Первая книжка – это неуверенность, примерно, во всём и постепенно вырабатывающаяся привычка на эту неуверенность плевать. Но главное, первая книжка – это огромная благодарность.

Я благодарна моему мужу-Дракону, без которого вообще ничего бы не было. Я благодарна сестре Светлане, которая прошла со мной этот путь от первой до последней буквы. Я благодарна Елене Стрелковой, которая вызвалась помочь, когда казалось, что впереди – тупик. Я благодарна всем, кто читал черновики, делал замечания, выискивал неточности, подсказывал. И я благодарна вам, читатель или читательница, за то, что поверили, за то, что рискнули. Надеюсь, не подведу, и пусть вам будет интересно.

Анна Ясельман

Наиважнейшим свойством дождя является его способность сплачивать людей. Когда на небесах решают, что мы здесь, внизу, слишком уж индивидуализировались, кран открывается. Именно поэтому в дождь мы чувствуем своё одиночество наиболее остро, а струя, предательски заползшая за воротник, становится лучшей метафорой для другого, гораздо менее безобидного, леденящего прикосновения. Впрочем, дождь в нашем городе, хоть и действительно не является редкостью, но всё же идёт не так часто, как принято считать, и это, конечно, отражается на характере жителей. Редкий случай, когда слухам почти можно верить, правда нашу вежливую отстранённость и подчёркнутое нежелание лезть в чужие дела часто путают со снобизмом.

Он выглядел местным. То ли странного вида шляпа, то ли прислонённая рядом трость, то ли потёртое, со следами былой элегантности, пальто – не могу точно сказать, что именно заставило меня классифицировать его именно так. Если честно, привычка делить людей на «местных» и «других», по сути, таковой даже не является. Отметка делается автоматически, часто как бы проходя мимо сознания. В этом нет никакого практического смысла, сделанный вывод не влияет на дальнейшее развитие отношений и даже может впоследствии оказаться ошибочным, но при этом, как ни парадоксально, изменению не подлежит. И он был местным. Совершенно точно. Как бы смешно это ни звучало. Конечно, проходя мимо, замечаешь немного, но уж слишком кинематографично всё выглядело – неширокая улочка, прислонившись к стене, стоит и, будто чего-то ожидая, смотрит в небо мужчина неопределённого возраста, а маленькая собачка, повизгивая, тянет его за штанину.

– С минуты на минуту начнётся.

– Простите, что?

– Дождь. Ливанёт так ливанёт. Я бы поторопился на вашем месте.

Киваю, вежливо улыбаюсь и иду дальше.

– Там, в конце улицы, бар, он, должно быть, уже открыт.

Идти до конца улицы смысла не было – нужная контора находилась в соседнем доме. Только вот как можно было поехать через весь город, не посмотрев предварительно график работы? Впрочем, разбираться было некогда, потому что вокруг потемнело так, что сомнений не оставалось – человек с собакой был прав, и, если в мои планы не входило промокнуть насквозь, нужно было срочно искать укрытие.

Несмотря на то, что с первого порыва ветра и до того, как мой приход потревожил колокольчик на двери бара, прошло не больше нескольких минут, одежду можно было выжимать.

Довольно неловкое ощущение – брюки липнут к ногам, с волос течёт, и нужно быстро сориентироваться в незнакомом плохо освещённом помещении. Обычно эту проблему помогает решить девушка, вся работа которой состоит в том, чтобы дать время вашим глазам привыкнуть к полутьме, пока она с профессиональной любезностью произносит что-то вроде «Здравствуйте! Вы бронировали столик? Нет? Дайте мне секунду… О! У нас есть замечательный столик у окна, он сейчас как раз свободен». Девушки не было. Но был голос.

– Мне кажется, вам будет удобнее у стойки.

Мои глаза ещё недостаточно привыкли к полумраку, но голос был приятным, а интонация – располагающей, несмотря на то, что приглашение прозвучало одновременно вежливо и безапелляционно. Логично: в будний день клиент нужен в любом баре, но это не повод усаживать за столик того, чьи брюки грозят испортить обивку кресла, особенно если у барной стойки специально для таких случаев расквартирован строй высоких деревянных стульев. А если клиент окажется достаточно платёжеспособным и вежливым, то столик может освободиться в любую минуту. Впрочем, в этот момент тонкости и манипуляции барного сервиса волновали меня в последнюю очередь. Стоило сделать шаг от двери ко входу в зал, как все трудности, все злые слова, все дурацкие, неприятные и откровенно мерзкие ситуации последнего времени вихрем пронеслись в моей голове, оставляя после себя осадок, похожий на бетонную пыль, – серый и не дающий свободно дышать. Сделать следующий шаг было ещё сложнее. Мне словно приходилось двигаться в какой-то тяжелой, вязкой жидкости, и она готовилась, даже старалась накрыть и поглотить меня целиком. Мне показалось, что на преодоление пары метров до входа в зал ушло не меньше получаса. Последнее испытание – перенести ногу через порог и вывалиться внутрь. Наверное, нечто подобное ощущает человек, сбросивший вес собственного тела, впервые оказавшись в невесомости. Какая-то новая, особенная степень свободы – и физической, и ментальной. Проблемы, конечно, никуда не исчезли, но их значимость превратилась в несущественно малую величину, бесконечно далёкую и совершенно не актуальную, как школа в первый день длинных каникул. Но самой большой неожиданностью стали звуки – дверной колокольчик и голос были более чем реальны, но было ли слышно что-либо, кроме них? Странно, но теперь, когда меня окружал, в общем-то, обычный барный гул, распадающийся на лёгкий фортепианный джаз, звон бокалов, удары друг о друга бильярдных шаров и мозаику десятка одновременно идущих разговоров, появилось ощущение, что предыдущие минуты были наполнены только тишиной. Из размышлений об этом удивительном акустическом эффекте меня выдернул тот же голос.