Бабушка Ядвига и чудовище под мостом.
Каждое лето родители отправляли меня к бабушке Ядвиге по отцовской линии в тогда еще советскую Киргизию. Маленький городок, в котором жила бабушка, состоял в основном из частного сектора, и разделялся пополам горной рекой. На одной половине жили в основном киргизы и потомки казаков, – еще с царских времен она называлась Актуткас, мы звали ее Тутканы. На другой половине, которую называли Мунарыскара (в народе Гранизаводская сторона), – в основном депортированные и ссыльные уже во времена советской власти, население – настоящий букет различных национальностей: тут были немцы, русские, поляки, болгары с греками, китайцы и дунгане, и много-много кого еще. Всем этим многообразием национального колорита можно было любоваться на базаре в Тутканах, где многие продавцы были облачены в свою национальную одежду, и каждый занимался своим делом. Дунгане продавали арбузы и дыни, корейцы – лук и корейские приправы, киргизы – баранину, немцы – свинину и сало, узбеки – фрукты. Это был настоящий восточный базар: тут и верблюды и, так называемые, ишачники. Ишаком там называли ослов, ишачник – это владелец такого осла, запряженного в телегу. Он развозил людям купленный ими товар, если он оказывался крупногабаритным и тяжелым, обычно это были мешки с кормом для домашней скотины или мебель. Тут же стояли тандыры, где пекли вкуснейшие лепешки. Мы детьми почему-то любили их есть, запивая газировкой, и не простой, а двойной. Горячая ароматная лепешка и проходная газировка – незабываемое воспоминание из детства. Газировку продавал всего один продавец. Все говорили, что он египтянин, – один единственный в стране, хотя, на мой взгляд, на египтянина он не был похож. У него была светлая кожа, длиннее чем у обычных мужчин седые волосы типа карэ, высокий лоб, длинный нос и острый пронзительный взгляд то ли зеленых, то ли синих глаз. Сам "египтянин" был высок и худощав, и всегда ходил с тростью. Бабушка Ядвига говорила, что он вовсе не египтянин, а француз египтолог, но для меня в детстве что египтянин, что египтолог мало различались по смыслу. К базару вели две дороги: одна дальняя, по которой можно было доехать на машине, также ей пользовались ишачники и Шара-бара, и ближняя по подвесному канатному мосту. В один период мной овладел жуткий страх прохождения по этому мосту, возможно из-за рассказов местных мальчишек о том, что мост забирает каждый год по ребенку, а может из-за дурацкой шутки моего дяди, который как-то раз поднял меня и подержал над бурной горной рекой, протекающей под ним. Я стеснялся своего страха, и каждый раз, переходя на другую сторону, переживал дикий ужас. Мне казалось, что каждый мой шаг – последний, что вот-вот сломаются подо мной доски, и я улечу вниз на камни, что подобно хребту сказочного дракона торчали из сбитой в белую пену воды, а рев этого потока – это зов чудовища, которое желает взять меня в жертву. А на сторону Тутканов надо было попасть, чтобы поиграть с мальчишками в альчики на поле, которое располагалось как раз перед мостом, ну или хотя бы просто попить вкусную газировку у египтянина.
От бабушки ведь нечего не скроется, она быстро поняла, что я боюсь моста и воображаемого монстра, и тут же приняла меры. Она сказала, что знает, как победить чудовище, что живет в бурном потоке воды под мостом, и что если я опозорю его, оно перестанет меня звать. Перед сном бабушка дала мне испить специальный компот от чудовищ, как она сказала. Обычно на ночь мне много пить не давали, а тут – на, ну и раз компот от чудовищ! Я, конечно, старался выпить побольше и, довольный собой пошел спать. Наверное, около трех часов ночи я проснулся от того, что сильно захотел в туалет. Бабушка Ядвига сидела рядом и уже ждала, когда я проснусь.
– Одевайся быстрей и пойдем. Ты должен прямо сейчас опозорить это гадкое чудовище, которое пугает тебя, – сказала она строго.
– Но я хочу в туалет, – возразил я.
– Потом. Мы можем не успеть, и тебе придется еще долго бояться. А, вдруг, твои друзья узнают, что ты трусишь ходить по мосту?
Мне совсем не хотелось, чтобы друзья узнали о моем страхе, поэтому я быстро оделся, и мы пошли к мосту. Ночь, звезды и тишина, и я иду с бабушкой по темной улице к мосту, где внизу в черноте рычит голодное и страшное чудовище. А так хочется пииисать! И вот мы на месте.
– Иди на середину моста и пописай вниз, прям на чудовище, опозорь его! И оно отстанет от тебя, – приказным, но добрым тоном сказала бабушка.
Какой тут страх? Тут уже не до страха, когда так хочется в туалет. Я быстро добежал до середины моста, и, вот оно,– облегчение, от выпитого компота и детского страха!
На следующий день, идя по мосту, я остановился на середине, посмотрел вниз в поток горной реки и сказал:
– Ну, как ты там, опозоренное чудовище?
Когда я был маленький, у меня тоже была бабушка…
Ближе к обеду бабушкин знакомый привез пустые ящики из-под фруктов, которые он разгрузил во дворе. Их следовало разобрать, а впоследствии из них сделают другие ящики, но уже для рассады. Моя задача заключалась в том, чтобы разобрать эти ящики, вытащить гвозди и собрать их в специально предназначенное ведро, а досточки аккуратно сложить в сарае. После того, как задание было выполнено, бабушка дала мне мелочи на газировку, и я довольный помчался на велике на базар к Египтянину, чтобы насладиться этим чудо-напитком. Уже по дороге назад у меня слетела цепь на велосипеде в аккурат возле дома МС. МС – это Маргарита Семеновна, но была и другая расшифровка – Местные Сплетни. Целыми днями МС проводила на лавочке возле своего дома в тени деревьев и внимательно следила за тем, кто, куда и зачем идет, с кем и когда вышел из дома. С некоторыми заводила разговор о жизни, выуживая у них информацию о всем, что только можно. Вечерами к ее лавочке подтягивались другие старушки, женщины и дед Алеша – муж верной подруги МС, Сюзанны Эдуардовны, и МС им рассказывала новости округи и свежие сплетни. Бабушка не любила их сборища и, тем более, не посещала их, и терпеть не могла деда Леху, считала его опасным человеком, но тогда я не понимал почему.
