Глава 1
Надо любить жизнь больше, чем смысл жизни.
Федор Достоевский
Обычно мне нравится бег. Это модно, особенно когда занимаешься бегом в одном из лучших клубов столицы. Это полезно для здоровья, хотя, наверное, говорить о пользе для здоровья совершенно нелепо в свои двадцать три года. Но самая главная причина – час бега хорошенько перезагружает мозги, выгоняет из головы дурные мысли, к концу дистанции голова становится абсолютно пустой, в голове остается только одно желание – добежать до финиша, достичь своей цели. Пульс подскакивает до двухсот ударов в минуту, во всем теле появляется странная легкость, последние несколько десятков метров тело словно немеет, с трудом преодолевая сопротивление воздуха, кажется, что ноги вот-вот оторвутся от дорожки и ты взлетишь к облакам. После марафона тело награждает тебя неслабым выбросом дофамина, настроение неумолимо ползет вверх. И после бега у меня никогда не бывает бессонницы. Дурацкая особенность моей нервной системы – когда я чем-то слишком огорчен или взволнован, я совершенно не могу уснуть и всю ночь ворочаюсь в постели. Я стараюсь бегать хотя бы пару раз в неделю, обычно после занятий в универе или поздно вечером, когда в зале не так много народа, потому что бегать в переполненном зале совсем не классно. С пяти до восьми здесь такой своеобразный час-пик, когда в зале не протолкнуться и приходится занимать убогую очередь на дорожку и толкаться плечами, чего я страшно не люблю. Я вообще не люблю людей. Поэтому я стараюсь приходить в зал, когда народу еще немного, так как я хожу туда исключительно чтобы заниматься, а не стараться кого-то снять, как большинство здешних обитателей. Мне это абсолютно не интересно. Мне вообще не интересны девушки.
Я занимаю свою, самую крайнюю дорожку, справа от меня расположены искусственные пальмы, я ни разу не видел, чтобы на их глянцевых узких листьях лежала пыль, с чистотой здесь всегда все в порядке. Я надеваю обтягивающую борцовку и спортивные штаны, обычно черные или цвета хаки, не скажу, что это мои любимые цвета, но в них я кажусь старше. Я втыкаю наушники и устремляюсь вперед, прямо передо мной висит огромный, во всю стену экран, на нем всегда транслируется одно и тоже изображение – берег океана, окутанный сонной дымкой, золотой песок под ногами, наползающая на самую кромку воды пушистая кипельно-белая пена и пляж, уходящий вдаль… Это Калифорния, baby… Мой фетиш. Слева от меня встает солнце, кондиционер сзади усиленно имитирует морской бриз… Все мысли постепенно отключаются, и я полностью переношусь туда, в страну вечного счастья.
«If a moment is all we are Or quicker, quicker Who cares if one more light goes out? Well I do…» – подпеваю я Честеру когда силы начинают меня покидать и дыхание моментально сбивается.
Последние минуты бежать всегда реально тяжело, с меня градом катится пот, и я вытираю его со лба белоснежным полотенцем. Хочется все бросить ко всем чертям и переключить уже скорость на ленивые шесть километров в час, но я, стиснув зубы, терплю. Так я тренирую характер. Обычно в эти последние минуты ко мне подходят знакомые девчонки и начинают меня подбадривать:
– Бедняжка, ты весь вспотел, опять бежишь марафон, – вздыхает одна блондинка, я вижу ее часто, но хоть убей не помню ее имени, она всегда в боевой раскраске, с безупречно уложенными волосами и удушающим шлейфом дорогих духов. Она праздно болтается по залу, но никогда не бегает и не поднимает штангу, чтобы не вспотеть или не испортить макияж, ее взгляд всегда хищно рыщет по сторонам в поисках очередной жертвы.
– Walk away, baby, вали нахер… – еле слышно шепчу я ей чтобы окончательно не сбить дыхание, она мило улыбается, до нее категорически не доходит вторая часть фразы, хотя она и сказана на русском, услышав английскую речь вначале, она просто отключила свой и без того небольшой мозг и уже не вслушивается в дальнейшие слова. Я не представляю для нее никакого интереса, ведь я не олигарх, а всего лишь детеныш олигарха и она прекрасно понимает, что я вряд ли буду тратить отцовские деньги исключительно на нее. На телок вообще не стоит тратить деньги, пусть этим занимаются задроты, у которых проблемы с внешкой или самооценкой.
– Я буду болеть за тебя, Айвен… – еще раз многозначительно улыбается она и уходит.
Мое имя Ваня, но здесь меня знают как Айвена, это Иван на английский лад, буква “I” в английском языке в первом открытом слоге читается как «aй», но в некоторых закрытых тусовках меня знают как Яна. Я ненавижу свое дурацкое, дурацкое имя, наверное, мать выбрала его назло или просто особо не заморачивалась и ткнула пальцем в первое попавшееся. С этим именем у меня всегда идут дурацкие ассоциации с Иванушкой дурачком из сказок или с каким-то сиволапым крестьянином в лаптях, поэтому я сам назвал себя Ян. Это мой творческий псевдоним, мой ник, мое темное альтер эго. Ян – это Иван по-польски, сразу же это имя обретает заграничный привкус, некий европейский флер, оно подходит мне намного больше, чем банальное «Ваня». Ян даже звучит намного лучше – коротко, емко и хлестко, как пощечина. Две буквы, как добро и зло, Инь и Ян, черное и белое. Необычное, запоминающееся и редкое. Да, иногда детям приходится исправлять родительские ошибки.
