Максим поправил у зеркала галстук-бабочку.
Он терпеть не мог галстуки. Никакие. И смокинг, хоть и сидел хорошо, казался неудобным и нелепым. Максим привык к врачебному халату, и если бы было можно, пришёл бы на вечер в нём.
– Ты собрался?
Максим обернулся через плечо.
В комнату, шурша блестящим платьем песочного цвета – берег реки так же искрится под лучами заходящего солнца, – вошла Инга. Она улыбалась.
– Тебе очень идёт смокинг, зря ты отказывался его надевать.
Она подошла, обняла Максима сзади, и их взгляды встретились в зеркале.
– Я в смокинге, как пингвин, – сказал он и, хоть и сам знал, что это неправда, был рад, что Инга снова улыбнулась. – Но зато я иду на этот вечер с самой красивой женщиной в мире.
Инга прислонила к его плечу голову всю в мелких тёмных кудряшках, и как гибкой веточкой дикого винограда, провела рукой по его груди. На безымянном пальце её левой руки, отразившись умноженным блеском в зеркале платяного шкафа, сверкнуло кольцо с большим белым бриллиантом, которое Максим подарил ей две недели назад.
– Нам точно надо туда идти? – спросил он, и сам увидел, как скривилось его лицо.
Но Инга была непреклонна.
– Мы обязаны там быть.
– Зачем? Ты же знаешь, все эти официальные приёмы не для меня.
Инга с отчаянным выдохом возвела глаза к потолку.
– Макс, ты опять? Мы уже собрались, пора выезжать, а то опоздаем.
– Ну так, может, мне и не стоит никуда ехать? – он обернулся к ней, захватив обе её руки в свои. – У меня плохо получаются все эти важные разговоры с важными людьми.
– Значит, молчи и улыбайся, – не глядя на него, она поправляла в зеркале волосы. – Важные разговоры буду вести я.
Максим вздохнул.
Он всегда считал Ингу прекрасным врачом. Почти таким же прекрасным, как он сам.
А вообще, хорошо, что она не умеет читать мысли.
Максим был хирургом, и чтобы стать хирургом, он для начала разбил свою жизнь на множество осколков, словно хрустальную вазу об пол. Он менял себя, менял своё окружение, исключая из него тех, кто мешал ему идти к цели, менял своё сознание, заставляя его свыкнуться с тем, что рождён для великой цели – спасать жизни.
Инга тоже была хирургом. Тоже многое положила на алтарь перед своим белым халатом, и тем не менее Максим не видел, чтобы она отдавалась медицине целиком. Казалось, административная работа нравится ей даже больше. А в последнее время он всё чаще слышал от неё слова: «декрет» и «ребёнок».
Инга поцеловала его, и он, слабо надеясь на этот план, крепче прижал её к себе и стал целовать шею, густо пахнущую духами.
– Нет-нет-нет! – Инга упёрлась ему в плечи ладонями. – Даже не думай! Мы едем на благотворительный вечер.
– Конечно, едем, – Максим пытался пробраться к её груди в вырезе платья. – Но если мы чуть-чуть опоздаем, большой беды не случится.
– Мы не должны опаздывать. Ну всё, перестань! Макс!
Она высвободилась из его рук и отошла на три шага.
– Волосы растрепал! – сказала она, хмуря брови и пальчиками что-то закручивая в своих непослушных кудряшках. – Ты как маленький.
Максим на пару секунд сделал серьёзное лицо, а потом бросился к Инге, схватил и повалил на кровать.
– Ну прекрати, прекрати! – кричала она, задыхаясь от смеха. – Максим! Мы будем мятые, как чёрт знает кто!
– Мятые и счастливые, – выговорил он между поцелуями.
Инга уже успела брызнуть на себя духами, от чего её шея горчила. Но Максим упорно продолжал блуждать губами по её коже. Рука его тем временем, проникнув в вырез платья, нащупала тонкие кружевные трусики.
– Эй, Макс, я серьёзно! Сейчас не время.
– Лучше сейчас, чем прямо на благотворительном ужине. Я слишком сильно тебя хочу и вряд ли смогу сдерживаться до вечера.
Инга расхохоталась.
Максим знал, что уже не отпустит её. Сопротивление становилось всё слабее и фальшивей и наконец переросло в покорность. Она позволила снять с себя трусики и, отзываясь на поцелуи манящими сладкими стонами, охватила его бёдра ногами.
Одежда мешала. Максим скинул с себя пиджак и бросил на кровать, вытянул рубашку из расстёгнутых брюк. Ему хотелось порвать на Инге платье, но стоило хотя бы коснуться расшитой чем-то блестящим ткани, она начинала судорожно шептать: «Не надо, пожалуйста, Макс, не трогай».
Максим потянулся через неё к изголовью кровати, чувствуя, как она целует его грудь, и достал из-под подушки презерватив.
Инга в нетерпении двигала ногами – плавно и до боли изящно водила ими по мягкому покрывалу, то сгибая, то распрямляя. Потом вдруг подтянула их к себе и попятилась назад, ближе к изголовью.
– Не убежишь! – улыбнулся Максим и схватил её за щиколотку.
Инга вскрикнула, взмахнула рукой, и маленькое бра с прикроватной тумбочки полетело на пол.
– Хулиганка, – прошептал Максим, целуя её колено.
***
Блеск бокалов, люстр, украшений на женщинах. Улыбки и приглушённые разговоры.
Максиму казалось, что ему жмут туфли.
Инга куда-то исчезала и появлялась. И в последнее её появление, он сказал:
– Это невыносимо. Давай уже найдём того, кому надо отдать деньги, и уедем.
Инга с улыбкой – она улыбалась не ему, а всем, кто в это время на неё обращал взгляд – ответила:
– Потерпи, Макс. Скоро начнётся аукцион. Мы купим какую-нибудь картину и со спокойной совестью поедем домой.
