Вена после грозы похорошела и даже извозчики, рассекая лужи, довольно улыбались и конфликтных ситуаций умудрялись не допускать, будто дождь промыл не только стены и булыжники, но и души людей. Ощущение праздника дополнялось количеством горожан высыпавших на улицы. Тротуары были полны. Народ валил, конечно же, по своим, прерванным дождем делам, а их накопилось за пару часов очевидно столько, что вся Вена, похоже, торопилась наверстать упущенное время.
Толчея на перекрестках и в узких местах несколько задержала парней и они прибыли к дому Франкенберга час спустя, после того как выехали.
Переулок Эшенбахгассе был также оживлен и Михаил с Сергеем прошли к угловому дому, ведя лошадей в поводу. Нужный им подъезд оказался распахнут и в него постоянно входили и выходили какие-то люди с поклажей и без. Похоже, что кто-то здесь переезжал. Несколько грузчиков спускали по широкой лестнице рояль с третьего этажа, зачехленный и перетянутый ремнями. Четверо работяг суетились, стараясь не задевать перил и стен. Впереди скакал по ступенькам господин во фраке, очевидно владелец рояля и жалобным голосом причитал:
– Ради всего святого осторожнее. Господа, – это «Зайлер», господа, у него фусклец деликатный. Левее примите, ох футор свернете. Ну, куда же куда? На меня. Аграф, о-о-о, он латунный, господа, вы его согнете,– рабочие кряхтели под тяжестью инструмента и косились на координатора движения, скалясь впрочем, вполне благодушно. Для них было все равно, что тащить хоть Зайлера, хоть сундук с дровами. У входа на лестницу, в ожидании, когда освободится проход, замерло несколько работяг, тихо переговаривающихся между собой.
– Кто переезжает?– полюбопытствовал Сергей, дернув за рукав одного из них и подмигнув панибратски. Рабочему, однако, эта фамильярность не понравилась, и он довольно недоброжелательно ответил, отодвигаясь от Сергея:
– Кому надо, тот и переезжает, нечего тут,– лицо при этом у парня сделалось кислым и недовольным. Потрогав себя за щеку, он добавил, отворачиваясь.– Без распросчиков тут тошно.
– Серега, отстань от мужика, у него зуб прихватило, застудил вчера ночью, когда с пятого этажа по трубе водосточной полз от подруги, а сверху в него муж подружки сковородки метал. Это у него на нервной почве. Муж, кстати, грозился пристрелить в следующий раз парня, так что настроение у него действительно паскудное, дальше некуда. Еще и с именем парню не подфартило. Авелем родители назвали. А ты помнишь, что с первым приключилось? Мочканул его братец Каин. Подкараулил в чистом поле и… – вмешался Михаил.
– Читал,– Сергей хлопнул по плечу горе-любовника.– Извини, брат. Я смотрю, в Вене самый короткий анекдот.– «Еврей – грузчик», обычное дело и не анекдот вовсе,– А Авель из века 19-го, забыв про зубную боль, уставился печально и чуточку ошеломленно на Михаила, пытаясь вспомнить знакомо ли ему его лицо. Вспомнить не смог, поэтому спросил без обиняков, совсем не по-еврейски.
– Откуда знаете про мои ночные похождения, герр офицер?
– Так вся Вена с самого утра только про это и судачит,– не моргнув глазом, выдал Михаил первую попавшуюся версию.
– Ну да?– работяга-еврей, принялся скрести небритую щеку, потом подергал себя за вислый нос, проверяя очевидно его наличие и в заключение всех этих проявлений умственных усилий организма, сплюнул:
– Вранье полное. Я никому не рассказывал.
– Может муж раззвонил?– предположил Сергей.– Мстит за рога.
– Этот? Нет, он не станет. Зачем ему? Он будет караулить теперь,– вздохнул Авель и так это тоскливо, что, пожалуй и Шекспировский Ромео позавидовал бы.
– Ты думаешь, он целый день в засаде сидеть будет?– удивился Сергей.
– Нет, днем этот рогоносец в своей лавке сидит. Клопяра,– буркнул Авель.
– А жена его рядом с ним?
– Жена его дома сидит, как и положено. Чего ей в лавке делать?
– Так и чего ты тогда нос повесил? Переходи на дневной график.
– А жить на что? Днем вон…– Авель кивнул в сторону лестничных ступенек, по которым черепашьими темпами продолжалось перемещение рояля.
– Устройся на ночную работу, сторожем например,– посоветовал Сергей.
– Кто меня еврея возьмет сторожем?– удивленно приподнял брови Авель.– Это только для немцев.
– Дискриминация значит по профессиям?– посочувствовал Михаил. Авель уныло кивнул:
– Швабы везде сидят. Нам ходу нет.
– Что же евреев совсем зажиточных в Вене нет, кому сторожа нужны?
– Есть, как не быть? Вон хоть семейка Ротшильдов. Хорошо пристроилась. Отхватила подряд трамвайный, весь город перерыла.
– Вот и наймись к Ротшильдам.
– Сейчас. Ждут они меня там. Приду и на шею бросятся всей семьей. Они швабов предпочитают нанимать. Они белая кость, а я кто?
– А ты – Авель. Что само по себе обязывает. Парень, ты что? С таким именем библейским и такая низкая самооценка,– попытался подбодрить грузчика Сергей.
– Что имя? Звук пустой,– вдруг выдал Авель почти по Шекспиру, опять дергая себя за нос.
– Ну, не скажи. Имя – это, брат, очень важно. Просто ты зациклился на том, что оно у тебя олицетворение неудачника и жертвы, а на самом деле это совсем не так. Авель-то был счастливчиком по жизни. Его Бог отметил, а Каин из зависти на него восстал. Так что умер-то он плохо, а жил-то хорошо.
