Искрящийся фейерверк и мириады звёзд. Резкая боль, а за ней тишина. Затем чернота. И абсолютный мрак.
– Проснись! Милый, проснись! Я здесь.
Голос. Мелодичный, звенящий в темноте голос. Он казался знакомым. Он был приятным, и он исчез сразу же, как появился. И снова ночь, бесконечная и тяжёлая.
Темень понемногу расступалась. Сквозь ватное серое марево я услышал отдалённые голоса. Они нарастали и приближались, проявляясь из блёклого рассвета посреди небытия. Теперь их было два. Мужской – бархатистый и задумчивый. Женский – чуть хрипловатый и слегка грустный.
– Возможно, придётся применить хирургические методы…
– Удалить эти ужасные мозговые наросты, профессор Гарри?
– Удалить наросты… Боюсь, что да…
Я открыл глаза и тут же зажмурился – стало больно от резкого света. Где я и кто я – этого я не помнил. Всё тело ныло, во рту пересохло. Я прислушался.
– Значит, электрошок не помог, профессор?
– Не то чтобы совсем не помог. Конечно, некоторое количество клеток разрушить удалось, но их всё равно сейчас раза в четыре больше, чем должно быть по норме, так что, боюсь, только скальпель, – произнёс мужчина.
Неожиданно разом включились болевые рецепторы, и я застонал.
– Он просыпается!
– Очнулся. Мария, дайте ему воды.
Чья-то мягкая рука коснулась моего лба.
– Бедолага!
Я снова открыл глаза и, щурясь, попытался осмотреться. Комната плыла передо мной по спирали, то приближаясь, то удаляясь. Совсем рядом кружилось чьё-то размытое лицо. Я зажмурил один глаз, и оно замедлило движение. Так хотя бы удалось осмотреться. В полуметре от меня стояла женщина в белом халате. Широкие скулы. Близко посаженные глаза. Слегка вьющиеся жёсткие чёрные волосы прикрывают узкий лоб.
– Как ты се-бя чув-ству-ешь? – отчётливо по слогам произнесла женщина.
Я попытался пошевелиться и понял, что руки и ноги притянуты к кровати ремнями.
– Где я? – собственный голос показался незнакомым. Хриплым и пустым.
– Всё в по-ряд-ке! Мы твои дру-зья. Выпей.
Мария приоткрыла мой рот, и я почувствовал мягкую пластмассовую трубочку между губ. Тонкая струйка тёплой чуть сладковатой жидкости ударила в иссохшееся нёбо.
– А ведь успехи и в самом деле несомненны, доктор Гарри! Он уже может говорить!
Седовласый мужчина склонился надо мной. Низкий лоб и выдающиеся надбровные дуги придавали его лицу туповатое выражение, но глаза казались живыми и проницательными.
– Да. Универсальный язык наш маугли освоил. Надо дать ему время прийти в себя перед лоботомией.
При этих словах в моём мозгу вдруг вспыхнули яркие картинки: операционная, люди в масках и синих халатах. Пациенты в инвалидных креслах с перекошенными лицами и капающей слюной из уголков рта.
«Нужна лоботомия? – словно услышал я чей-то голос в голове. – Обращайтесь в клинику доктора Гарри. Уже пять тысяч успешных операций».
И тут же следом: «Лоботомия? Это вчерашний день! Доктор Альберт знает, как заставить ваш мозг работать!»
– Кто я, кто такой Альберт и зачем мне лоботомия? – спросил я.
Гарри и Мария переглянулись.
– Работает! – на их лицах обозначилось выражение искренней радости.
– Маугли! Ты идёшь на поправку!
Дальше меня так и называли – Маугли. Сначала в мозгу вспыхнуло, что это персонаж из старинной сказки – ребёнок, воспитанный волками, а также образ социального инвалида – дезадаптированного и неспособного к нормальной жизни существа. Потом звучащий в голове голос подсказал, что «Маугли» – это кафе неподалёку от больницы, где можно недорого пообедать.
Первые пару дней голоса и постоянно возникающие в голове картинки-образы пугали меня. Я не знал наверняка, но откуда-то, вероятно, из своей прошлой жизни, помнил, что такие голоса чаще всего являются симптомами психической патологии – неизлечимого умственного недуга. Быть может, из-за расщепления сознания я и оказался здесь?
Каждая новая вспышка в мозгу утомляла. Чужие мысли перемешивались с моими собственными, и очень скоро я терялся – не мог понять, где заканчиваюсь я и начинаются голоса. Поэтому я много спал – большую часть суток, постепенно привыкая к подсказкам в своей голове. На третий день ремни, связывающие мои запястья и щиколотки, сняли, и я попробовал встать с кровати. Посмотреть на это собрался целый консилиум – доктор Гарри, Мария и ещё несколько врачей. Пара крепких гориллообразных санитаров стояла наготове, то ли для того, чтобы помочь мне, то ли чтобы защитить от меня медицинский персонал в случае, если я задумаю выкинуть какую-нибудь штуку.
Первый шаг дался нелегко. Во мне словно жили два человека. Один – тот, кем я был раньше до двадцати пяти лет, – я вдруг вспомнил, что мне именно двадцать пять, второй – чуждый невидимка, командующий моим телом. Нельзя сказать, что их представления о том, как следует ходить, противоречили друг другу, но отличались они достаточно сильно. Если мне хотелось развернуть плечи и пойти лёгкой, пружинистой походкой, то безмолвное чужое я заставляло ссутулиться, подобрать локти и делать аккуратные крадущиеся шаги шкодливого подростка.
