Однажды под утро, поздней весной, бывший гнойный хирург Непрокин Фёдор Ильич лежал дома в постели и видел сон. Словно бы он, главный врач ЦГБ, сделался вдруг политиком. Причем не где-нибудь в провинции, а в самой Москве. И при этом даже значительно похудел – фигура у него вдруг стала не то чтобы очень, а просто как у спортсмена.
Однако сон растаял, и Фёдор Ильич решил подниматься. Выбравшись из постели, он двинулся в туалет, потом в ванную. Освежившись под душем, он вышел на кухню и сел к столу. На столе его поджидал бекон с яйцом. Супруга, Леонида Ивановна, кружилась рядом.
– Сядь, – велел Непрокин.
Леонида Ивановна опустилась напротив.
– Опять наставила, – завел старую песню Непрокин.
– Можешь не есть, – обиделась Леонида, собираясь подняться.
– Сидеть! Я не закончил, – сказал Непрокин и принялся завтракать, уплетая за обе щеки.
Леонида Ивановна молчала.
– Хочешь, сон расскажу? – спросил Непрокин и тут же продолжил: – Будто едем мы в нашей машине. Водила по тормозам… Выходим – а это московский проспект, где Госдума стоит. Охотный ряд, дом один…
– Один?
– Ну, да!
– А ты?
– Куда, говорю, привез?!
– А он?
– Куда, говорит, надо, туда и привез… Короче, грубит мне…
Перебирая увиденное во сне, Непрокин прикончил бекон с яйцом, взял из тарелки пирожок с морковью и продолжил есть, прихлебывая кофе. Весна давала о себе знать. Она была в самом разгаре. Непрокина от жары бросало в пот, хотелось похудеть, стать стройным, как в студенчестве.
– По рынкам проехаться надо, – вспомнил он.
– Ты же в больницу хотел сначала, – напомнила Леонида Ивановна.
– А потом по заправкам… Может, сама съездишь?
Супруга выкатила на него глаза, но промолчала. Предприятие под названием «ООО «Ланцет» в виде нескольких рынков, автозаправок и аптек, было открыто на её имя, хотя управлялось лично супругом. Леонида Ивановна даже не знала, как там двери открываются.
– Успокойся, я пошутил, – сказал Непрокин, утирая губы салфеткой.
Поднявшись из-за стола, он пошел одеваться, а вскоре уже ехал к себе на работу. Он сидел в санитарном Уазике типа «Буханка», разместившись позади водителя в пустом салоне. Водитель сбавил скорость, собираясь повернуть к ЦГБ. Обширная территория больницы была обнесена высокой стальной оградой. У ворот маячил красно-белый шлагбаум с крохотной будкой охраны, слева располагался магазин, прилепленный к автобусной остановке.
Вдоль остановки тянулись самодельные прилавки в виде ящиков и коробок. За ними уже находились торговцы.
– Опять эти твари! – воскликнул Прокин. – Я же велел их убрать!
Машина тем временем уже поравнялась с будкой охраны.
– Тормози! – крикнул Непрокин водителю.
Машина остановилась. За распахнутой дверью в будке сидел в обшарпанном кресле мужик одного с Непрокиным возраста, лет сорока, в черной куртке и с золотистой надписью на груди «ОХРАНА».
Непрокин откинул дверь машины и тотчас взревел:
– Какого ты хуя здесь сидишь?! Почему они опять там торгуют?!
– Там не моя территория, – ответил охранник.
– Мне твой директор обещал! Где напарник?!
– В приемном покое…
Непрокин хлопнул дверью, машина хрустнула требухой и двинулась дальше, оставив после себя тяжелый бензиновый дух.
Охранник поднялся, вышел из будки и плюнул вслед машине. До окончания дежурства оставалось всего полчаса, хотелось в туалет, а напарник не возвращался.
Фёдора Ильича в просторном кабинете ждали сотрудники. Раздув ноздри, он прошел к столу, сел в кресло и завел разговор о перестройке управления в подчиненной ему ЦГБ. Надлежало экономить бюджетные деньги. Не просто экономить, а сцепив зубы, забыв обо всё на свете.
– Иных способов нет, – сказал он, утирая платком лицо.
– Нам и так не хватает средств, а вы предлагаете экономить! – воскликнула Марина Люберцева. – Я никогда не соглашусь с подобной ситуацией. Мне не понятны ваши доводы…
– А вас никто не спрашивает! – гавкнул Непрокин. – Когда я был гнойным хирургом, то пахал за копейки…
– Это ни о чем не говорит. – Марина Аркадьевна поднялась с места. – В моей диссертации…
– Знаю, – крякнул Непрокин. – Клиника, диагностика и прогноз инфекционного эндокардита. Высосана из пальца…
От подобной наглости Люберцева потеряла дар речи. Она преподавала в местном университете и тащила на себе профильное отделение в больнице.
– Я никого не задерживаю, прения окончены, – объявил Непрокин.
Народ дружно поднялся и пошел из кабинета.
Лазовский Георгий под утро тоже видел сон. Словно попал он в какое-то учреждение, о котором даже думать боялся. Однако расправил плечи, присмотрелся. И видит: сидит за столом в коридоре мужик, лет семидесяти, и что-то читает. Потом смотрит в его сторону и говорит, слегка картавя:
– Нет, батенька. До нашего уровня вы не дотягиваете… Возьмите-ка, радость моя, билет – вас тут проводят, куда надо.
Старичок протянул бумажку и потерял к Лазовскому интерес. Зато рядом с Георгием образовался мужик помоложе, весь черный от копоти. Мужик, уцепив Лазовского под локоть, потянул за собой. Хватка у мужика оказалась железной. Лазовский на ходу положил бумажку в карман и покорно двинулся по коридору. Сопровождающий, будто он гид, указывал темной ладонью по сторонам.
